Гейнц Зенкбейль - Воспитание жизнью

«Почему это он сказал «надеюсь»? — подумал Якоб. — И с каких это пор он начал называть меня командиром?» Прошло несколько секунд, а затем Бергеман сказал:

— Знаешь, дружище, здесь что-то не так!

— Двигай дальше, — приободрил его командир. — Сейчас ты увидишь небо.

И тут под правой гусеницей что-то треснуло. Правда, танк все еще двигался, но он вдруг начал как-то валиться на сторону.

— Что мне делать? — воскликнул Бергеман.

— Стой! — приказал ему Якоб.

— Остановиться под водой?

Якоб понимал, что сейчас дорога каждая секунда, и все же скомандовал:

— Остановись!

— Дружище! — услышал Якоб голос Петцинга. — Дружище!

И тишина…

— А что дальше, командир? — спросил Бергеман через несколько секунд.

— Пусти свежего воздуха, а мы подождем, пока заметят, что мы остановились, и скажут, что нам делать…

— Они могут сразу и не заметить, — перебил его Бергеман, — а мы тут сиди!

«Те, что наверху, возможно, ни в чем не виноваты. Кто знает, может, просто рация отказала?» Наклонившись к рации, Якоб вызвал КП и перешел на прием, однако ответа не получил: в наушниках было тихо — ни слов командира, ни шума помех.

«Нарушена радиосвязь! — мелькнула мысль. — А наша стальная громадина стоит на дне реки… Проклятие!»

— Ну? — спросил Бергеман.

Якоб промолчал.

— Рация не работает?

— Да.

— Вот это влипли!

Мотор монотонно работал на холостых оборотах. От брони несло холодом. И Якоб вдруг почувствовал, как заныл у него рубец на ноге.

«Мне только этого и не хватало, — подумал он. — Это, наверное, от волнения. Такое чувство охватывает тебя у зубного врача, когда ты садишься в кресло, хотя врач еще и не дотронулся до тебя. Чего нам ждать? Пока все танки выберутся на берег, а к нам подойдет тягач и вытащит нас?..»

— Что с мотором?! — нервно крикнул Якоб и подумал: «А что с ним может быть? Я сам чувствую, что он работает на холостых оборотах. Воздух поступает, и он работает нормально…»

Обычно Якоб долго думал, прежде чем что-нибудь решить, но в ответственные моменты он быстро принимал решения. Так было и во время пожара в кооперативе, когда кто-то крикнул: «Да там же поросята!»

— Сейчас ты будешь выполнять мои команды, — сказал Тесен, обращаясь к ефрейтору Бергеману. — Понятно?

— Да.

— Хорошо, тогда давай задний ход!

— Я должен… — начал было протестовать Бергеман.

— Я сказал, задний ход! Это приказ!

Наступила небольшая пауза, затем послышался скрежет: это механик-водитель включал задний ход.

— А теперь медленно назад!

Мотор заурчал. Танк содрогнулся, а под правой гусеницей послышался отвратительный скрежет.

Якоб в уме считал пройденное расстояние: «Десять метров, пятнадцать… двадцать…», а затем громко крикнул:

— Стой!

По расчетам Тесена, башню уже было видно из воды.

— А теперь медленно вперед! Чуть левее!

Машина слушалась механика-водителя и медленно ползла вперед. И вдруг снова раздался отвратительный скрежет металла, и танк снова накренился на левую сторону.

— Стой! Назад! Повторим еще раз!

Однако ни вторая, ни третья попытки результата не дали. Якоб мысленно выругался.

— Что же теперь? — спросил Бергеман. — С нами что будет?

— Попытаемся еще раз, — ответил Якоб.

— Какой ты упрямый!

— Пусть упрямый, но надо попытаться еще раз.

— А потом еще и еще…

— Да! — буркнул Якоб. — До тех пор, пока не удастся.

— Однако делать это вовсе не обязательно, — заметил Бергеман, — если мы прекратим двигаться, нас все равно вытащат…

— Вот этого-то я и не хочу.

— Твое самолюбие мне противно! — выкрикнул Бергеман.

Оба немного помолчали. Якоб слышал в своих наушниках шумное дыхание Бергемана.

«Нужно ему объяснить, почему я поступаю именно так», — решил Тесен и произнес:

— Я полагаю, что на учении нужно учиться… А ты представь себе, что мы сейчас в бою, когда каждый танк ждут на том берегу…

— Но ведь это же бессмысленно! — перебил его ефрейтор.

— Это уж мне решать!

— Только за нас не решай!

— Я ваш командир, и мои приказы распространяются на всех вас, в том числе и на тебя!

— Даже если твои приказы доведут нас до могилы?! — испуганно выкрикнул Бергеман.

«Он просто-напросто испугался, — понял Якоб. — Крикун Бергеман наложил в штаны от страха. Вот тебе и всезнайка! Куда делась напускная бодрость? Если бы можно было, я продержал бы его часа три под водой, а то и целых полдня, пока он не сожмется в комочек и не поймет, какое он ничтожество… О, Якоб, да ты, кажется, злопамятный! — пожурил унтер-офицер сам себя. — А ведь это нехорошее чувство, оно до добра не доведет никогда. Злопамятство и месть, как любит говорить мой брат Александр, — оружие наших врагов, а наше оружие — помощь и единство. Мне нужен Бергеман не трусливый, а смелый, инициативный, сообразительный, который готов поддержать меня в любой момент и словом и делом: будь это дивизионные учения или постройка модели танка для маленького Олафа. Мне нужен этот ефрейтор… и я буду за него бороться…»