Гейнц Зенкбейль - Воспитание жизнью

На партийном собрании обер-лейтенант Холдак коротко рассказал, как он действовал в ту ночь на марше. Сойдя с трибуны, он сел на свое место. В зале стало тихо-тихо, так как собравшиеся, ошарашенные словами обер-лейтенанта, еще не решили, как им поступить.

Секретарь парторганизации лейтенант Науман с тревогой посмотрел в зал. Ни он сам, ни коммунисты не знали, что обер-лейтенант Холдак попросит слова на собрании, на котором решался всего один вопрос: прием в кандидаты партии штабс-ефрейтора Зайбта. И вдруг такое!

Когда Холдак сел, он почувствовал, словно у него гора с плеч свалилась. Наумана беспокоила нерешительность, даже некоторая растерянность товарищей, сидевших молча. Науман перевел взгляд на Холдака, который сидел, опустив голову и положив на стол свои большие и сильные руки.

«Сколько стен он успел сложить…» — невольно подумал Науман, который знал, что Холдак до армии работал каменщиком. Окинув еще раз взглядом зал, он про себя решил: «Если сейчас никто не попросит слова, придется мне выступать первому, хотя и не хотелось бы навязывать собранию свое мнение. Но, видно, не зря я говорил командирам батарей, что их отношения друг к другу оставляют, желать лучшего: каждый печется только о своей батарее. Видимо, с этой точки зрения мне и следует перейти к этому вопросу».

Секретарь вдруг увидел, как кто-то в зале поднял руку. Это был обер-лейтенант Колтерман. Науман предоставил ему слово.

Маленький, крепко сложенный офицер поднялся с места. Взгляды всех присутствующих скрестились на нем.

— Товарищи! — громко начал Колтерман. — Заявление товарища Холдака должно всех нас заставить серьезно задуматься над тем, как мы, коммунисты, относимся к выполнению своих обязанностей. — Офицер обвел зал взглядом, чтобы посмотреть, какое впечатление произвел на присутствующих…

Зал тихо заволновался.

— Товарищи! — продолжал Колтерман. — Сила нашей армии в значительной степени зависит от нашей сплоченности…

— Лучше посмотрел бы, что у самого делается под носом! — выкрикнул из зала кто-то из командиров взводов.

— Две наши батареи не были задействованы на учении, и все только потому, что товарищ Холдак, видите ли, не пожелал поделиться с нами теми сведениями, которые имел сам… — Говоривший повысил голос: — Товарищи, представьте себе, к каким последствиям это привело бы в боевой обстановке!

Шум в зале начал нарастать. Все, конечно, понимали, к чему все это может привести, но в то же время товарищи чувствовали, что Колтерман говорит не столько от души, сколько от своего уязвленного самолюбия, стараясь заручиться поддержкой всего собрания.

— В конечном счете товарищ Каст получил выговор, а виноват в том, по сути дела, Холдак, — продолжал Колтерман.

— А в твоей пассивности на учениях тоже он виноват? — выкрикнул кто-то из зала.

Науман не заметил, кто именно выкрикнул эти слова, но он уже разгадал замысел Колтермана, который хотел заполучить себе в союзники капитана Каста.

«Они хотят поцапаться друг с другом, но сегодня им это не удастся», — решил про себя секретарь парторганизации.

— Заканчивая свое выступление, я предлагаю привлечь товарища Холдака к партийной ответственности за его позорное поведение! — выпалил Колтерман и быстрыми шагами пошел на свое место.

Какое-то мгновение в зале стояла тишина. Науман посмотрел на членов партийного бюро, на Каста и Драйнштайна, но ничего не смог прочесть на их невозмутимых лицах. Тогда он перевел взгляд в зал и увидел, что кто-то просит слова. Это был вахтмайстер Найберт.

— Товарищи, я не совсем согласен с выступлением товарища Колтермана, — начал он громко. — Мне, откровенно говоря, не понравился его тон. — Вахтмайстер оглядел зал. — Скажите, разве я не прав?

— Прав, конечно! — раздалось одновременно несколько голосов.

— Однако стоит мне только вспомнить ту ночь у реки, как становится до боли обидно. Я считаю, что товарища Холдака нужно привлечь к ответственности.

Как только вахтмайстер сел, в зале началось заметное оживление. Кто-то из солдат счел нужным поставить предложение Колтермана на голосование.

И тут неожиданно попросил слова штабс-ефрейтор Зайбт.

— Товарищи, только сейчас вы принимали меня в кандидаты партии. Я понимаю, что, собственно говоря, еще и права-то голоса на вашем собрании не имею, но мне все же хочется сказать несколько слов. Я, разумеется, еще не знаю, что значит привлечь к партийной ответственности, но чувствую, что это нечто серьезное и очень строгое, подобное партийному суду. Я полагаю так: если наш командир батареи и допустил какую-то ошибку на учениях или до этого иногда не находил к нам, солдатам, быстрого подхода, то это еще никак не означает, что он плохой командир. Он хороший командир батареи. Солдаты его очень уважают и даже любят. И поэтому я думаю, что вряд ли есть необходимость поступать с ним так строго.