Сергей Бардин - Рассказы тридцатилетних

Тянутся вдоль гравийной дороги желтеющие, приятно пахнущие смолой, брусчатые дома, желтеющие заборы, калитки и ворота, дощатые тротуары, мимо голых палисадников — и ни души, и темень, и только в иных окнах холодеют стекла от зеленого мерцания цветных телевизоров. Держась правой стороны, Колька сходит с дороги на тротуар и возле каждой калитки чиркает спичкой, высматривая ведро и плашку. Мы с Самсонычем топаем по гравию, скрежет стоит, хруст, искорки вспыхивают под ногами, а самих ног в темноте не видно. Самсоныч тянет меня за плащ в сторону темнеющего палисадника. Я вглядываюсь: астры! Ну и зрение у старика! Редкие тонконогие астры тилипаются на клумбе, круглой, обозначенной побеленными кирпичинками. Перемахиваю за низкий штакетник, склоняюсь над клумбой. Самсоныч забирает букет, нюхает, кашляет.

— Ну всё, братки! — Колька дожидается нас, показывает дощечку с ржавым гвоздем посередине: — Это и есть плашка… А вот, глядите, нарисованное ведерко… — Колька бодрит себя, я прислушиваюсь, он напевает: — «Ух, я черная моль! Я л-летучая мышь!..» Х-ха, давай цветы, Самсоныч! Это вы молодцы, жулики… — Он уверенно нажимает на скобу, заменяющую ручку. — О! Закрылась?!

Он нашаривает в темноте камешек, швыряет в стекло.

— Потеха, — замечает Самсоныч, — если это другой дом.

— Не-ет, старичок, вот же плашка… Хотя все возможно…

Я вглядываюсь в окно, отдернулась там, в комнате, светлая занавеска и — мужская физиономия! Самсоныч от неожиданности вскрикивает, отбегает к дороге. Через мутное стекло мужчина чудится мне с квадратным лицом, мрачным, фиолетовым. Не скрою, дрогнули коленки и у меня. Колька с непримиримым видом подходит к окошку, пытается разглядеть черты лица, но какие там черты, если я в карман рукой не попадаю, не вижу кармана, чтоб хоть спички достать.

— Эй, ты! — кричит Колька. — Что тут делаешь? Выходи!

И начинается у Кольки с мужиком нечто вроде переглядывания: кто первый моргнет. Ну, я в этом смысле спокоен за рыжего. Думаю: ну и хорошо, что мужик дома, вот только, жаль, мы много времени ухлопали, пока шли, теперь надо идти обратно, а — куда, к кому?.. Мужик вроде там делает нетерпеливые знаки: проваливайте! Колька стонет, показывает ему кулак и кричит:

— А ну выходи, козел! — И оборачивается: — Браток, может, он ее убил? Всякое может быть, раз он козел… Так, придется брать, нет на осаду времени… Если он не выйдет, Самсоныч забежит с огорода, браток махнет через забор, а я рискну выбить окошко…

— Ты шутишь, Коля, ты так не шути… Не забывай, что это семья, а мы посторонние. Я древний и знаю законы.

— Я согласен с Самсонычем. Давай уходить, Колька.

— О, о! Задергались, задергались!.. Нет, братки, я должен собственными глазами увидеть Шуру, Вот тогда уйдем.

В глубине двора раздается звяканье отмычек и запоров, звуки быстрые и грубые, скрипит дверь — и голос:

— Эй, кого надо? — По голосу это здоровяк.

— Смотри, молодец, смелый, — шепчет мне Колька, тут же припадает грудью к калитке: — Мне нужна Шура. Имеется такая?

Я успеваю подумать: боже, сделай так, что это не Шурин дом…

— Шу-ура? — мужик удивлен. — Ну, имеется. А зачем она?

— Да! Шура, Шура нужна! — Колька теперь вовсю смелеет. — Слушай, мужик, вызови мне Шуру на минуту. Понял мой смысл? Или иди сам сюда! Поговорю с тобой, как звезда с звездою говорит! Ты же уехал? Ты зачем вернулся, бандит?..

— Ч-черт… Кто такие? Почему вас трое? Вы кто?..

— Я Сириус! — Колька весело скалит зубы. — Так ты вызовешь Шуру? Учти, пока ее не увижу, не уйду!

— Товарищ, простите, — вступает в разговор Самсоныч. — Вы кто приходитесь Шуре? Муж?.. Ответьте, пожалуйста, это очень важно.

— Да, я муж, кто еще?! Муж!.. Я уезжал, а что? Вот приехал.

— Коля, немедленно уходим, — Самсоныч тянет Кольку за руку.

— Да что с ним разговаривать? — Колька стучит кулаком по калитке, доски гудят. — Эй, бандит, открывай!.. Браток, — он горячо шепчет, — позор мне, если не смогу защитить женщину. Она же надеется, браток. Думай, думай, как ее вытащить из дому…

На какое-то мгновение восстанавливается тишина.

— Слушай, ты, который требуешь Шуру? — Теперь мужик, стоящий на крылечке, раззуженный нами, требует уточнения. — Ты кто ей?

— Х-ха, я божий человек! — гордо отвечает Колька. — И защитник! Ты ж избиваешь ее, как грушу. Она все рассказала.

Самсоныч укоризненно роняет в темноту:

— Товарищ, а неужели бьешь ее, в самом деле?

— Ч-черт… Эй, защитник! Ты что: ходил без меня к Шурке?

— Молчи, Колька. — Я зажимаю ему рот. — Молчи, это провокация. А если у него Шурка, не твоя Шурка, а другая, его законная? Он ее сейчас безвинно укокошит. Молчи. Мы все перепутали…