Анна Бессмертная - Блаженны нищие духом

— Он решил ее убить!

— А вот и нет, он решил ее припугнуть маленько, чтобы поняла, какой он хороший. Оценила, так сказать. Подгадал он время, когда она с работы приходит, пришел с работы чуток пораньше нее, встал на табурет, пропустил веревку у себя под мышками, сзади, на затылке связал узлом, надел пиджак, чтобы обман сразу в глаза-то не бросился, веревку к крюку, на котором люстра висела, прикрепил и стоит на табурете, ждет. А дверь-то в комнату приоткрытой оставил. Вот слышит он: входную дверь ключом открывают. Ну, он подумал, что жена, и аккуратненько так шагнул с табуретки и завис, голову вниз, язык для верности высунул, глаза выпучил. Висит, ждет, что сейчас жена войдет, увидит, что он повесился, и пожалеет, что была такая стерва…

— Щаз, пожалеет…

— А вдруг обрадуется?

— Да, блин, тише, дайте дорассказать человеку…

— Правда, блин, дайте дорассказать. Ну, так вот, висит он, ждет, а пришла не жена, а бабка-соседка, богомолка эта. Стала она мимо двери проходить, а сама зенками так и шарит, так и шарит, что там да как у соседей. Смотрит, а сосед-то повесился! Бабка, не тут-то было, не растерялась, в комнату шмыг и давай по шкафам шарашиться и в наволочку шмотки всякие разные по-быстрому набивать. А сосед висит, как дурак, видит все это, а сказать ничего не может. И смешно ему, и обидно, и раскрываться не хочет. Жена-то вот-вот прийти должна… Бабка набрала полную наволочку шмоток — и шасть мимо него к двери. А мужик от обиды как наподдаст ей сзади пинка под зад напоследок… Ну бабка-то и окочурилась на месте от инфаркта с перепугу. Тут жена приходит, муж висит, но живой, внизу бабка мертвая с барахлом…

К концу рассказа ребята смеялись до слез.

— Слушай, а чем дело кончилось?

— Чем-чем… судили его.

— И что? Сколько дали?

— Нисколько. Оправдали, — улыбнулся Ринат.

— Вот тебе и перечница старая, богомолка хренова…

— Ох, и врать ты хорошо умеешь!

— Я — врать? Вот Аллах свидетель — ни слова не соврал!

— Не соврал, — лениво процедил Леха. — Просто пересказал эпизод из фильма «Ожерелье для моей любимой».

— Это они наш случай в свой фильм взяли. Мне четыре года было, когда это случилось, а фильм недавний.

— Слушай, Лех, чего ты прикапываешься? Они этот случай в фильм тоже не с потолка взяли…

— А я не люблю этих святош праведных, ни одного хорошего человека верующего не знаю. Как верующий — так злой…

— А вот и ничего подобного, — встрял Володька Головко. — У меня бабуся верующая. Добрей ее я не знаю человека. Она меня пыталась приобщить к религии. Молитвам учила, Библию читала вслух. В церковь таскала…

— Ну и как?

— А никак. Мало чего я там понял… «Дажнамднесь» какой-то, слова мудреные, лопочешь чего-то, а чего несешь — не понятно, вроде как на иностранном языке… А у меня к ним никакой способности нет. Я и по-русски-то только на матерном хорошо говорю.

— Да ладно прибедняться!

— А в церкви — поп, из серии «Чтоб я так жил». Дородный, отъетый… На «Волге» ездил… Я сам видел… И народу — три с половиной бабки, подпевают надтреснутыми тоненькими голосами, жалкие такие…

— А потом?

— Что потом? А потом мы как раз бомбу делали из тополиного пуха, фотопленки и спичечных головок. Ну и плюнула мне на руку эта бомба фотопленкой, ожог был тот еще, до сих пор шрам остался, — Володька задрал рукав и показал кругляк обожженной в детстве кожи. — Домой пришел, никому слова не сказал. Маслом мазал, как пацаны научили. Болела, сволочь… А бабка меня опять в церкву потащила. Вертелся я там, крутился, рука горит, хоть криком кричи, да и скучно мне было. Ну, домой вернулись, и пошла она меня стращать, что, мол, кто не верит в бога, тому в аду гореть, в гиене огненной, в котлах с маслом раскаленным или на сковородке. Вот, говорит, умрешь вдруг завтра, и прямиком в ад пойдешь. И чуть было не запугала. Что за гиена такая огненная, да еще котлы с маслом, сковородки… Только потом рука зажила, и я обозлился.

— Не гиена, а геенна, дурак.

— Да знаю я. А в детстве думал, что гиена.

— Как же ты отвертелся?

— А надоело мне все это, и я ее возьми да спроси: откуда род человеческий пошел?.. Она мне: от Адама и Евы, мол, первых людей… А я ей: с ними все понятно, а дальше-то как было дело? На ком их дети женились? Кровосмесительство пошло? И слово-то нашел… Мы с пацанами тогда как раз очень этими вопросами интересовались… Ну она меня паскудником обозвала, оттрепала, по заднице надавала, но отстала… Видать, сама задумалась.

Все засмеялись.