Внутренний СССР - О причинах «международного терроризма» - нищие духом — не блаженые, но опасно блажные

“Новая газета” (№ 59 (702), 20 — 22 августа 2001 г.) в рубрике «Трудно быть человеком. Диалог с современником» опубликовала беседу с писателем Даниилом Граниным, озаглавленную “Требуется будущее”. Но прежде, чем обраться к тематике беседы, приведём тот контекст, из которого мы взяли эпиграф:

«Мне кажется, никогда ещё не было такой массовой потребности осмыслить своё прошлое, какая наблюдается у людей сейчас. Наше прошлое загадочно. Оно загадочно не столько по фактам, которые когда-нибудь ещё и ещё вскроются, а психологически.

Для меня это именно так. Фактов мне хватает. Я сыт ими по горло.

Я нищ методологически.

Факты не могут объяснить для меня самого главного — психологии людей. Забираясь назад, вглубь, каждый из нас останавливается в том пункте, далее которого ему идти уже невозможно; молодым людям проще — они идут налегке, не обременённые соучастием. Я говорю о соучастии не криминальном. Молекулярный уровень анализа позволяет мне рассматривать соучастие даже в мыслях. “Это было при мне, и я был с этим согласен” [1], — вот что я имею ввиду. Вот пункт, подле которого замедляется шаг, когда мы бредём назад, в собственную жизнь. Подле этого пункта мы занимаем круговую оборону и отстреливаемся до последнего патрона, потому, что последний бережём для себя».

Таково признание другого представителя благонамеренной либеральной интеллигенции — писателя Моисея Израилевича Меттера (литературное эссе “Пятый угол”, журнал “Hева”, № 1, 1989 г.). А благими намерениями вымощена дорога в ад, проходящая через тот именно пункт, возле которого предвидится «круговая оборона до последнего патрона». Причину же вынужденной необходимости «занимать круговую оборону» и «отстреливаться на неком психологическом рубеже до предпоследнего патрона», поскольку «последний патрон» предназначен для самоубийства, названа им правильно: это — методологическая нищета, если методология — наука,

· во-первых, о МЕТОДАХ диагностики разнородных проблем и,

· во-вторых, о МЕТОДАХ выработки способов (рецептов) их разрешения.

Когда работа над настоящей аналитической запиской дошла в этом месте до вопроса о соотношении фактов и методологии, она была прервана на несколько дней сообщением о террористических актах 11 сентября 2001 г. в США: два захваченных террористами “Боинга” с пассажирами на борту были вогнаны в оба здания Всемирного торгового центра на Манхэттене в Нью-Йорке; еще один захваченный авиалайнер был вогнан в здание Пентагона, развалив три из пяти корпусов в одной из сторон его пятиугольника, где, как сообщалось, размещались отдел по борьбе с терроризмом и военная разведка. В течение получаса оба небоскрёба в Нью-Йорке рухнули, похоронив под своими обломками тысячи человек. Пентагон горел более суток. По первым сообщениям в пожаре погибло до 800 человек (впоследствии сообщалось о значительно меньшем количестве погибших). И еще один авиалайнер упал в районе Питсбурга возможно потому, что захват его не удался: кто-то из пассажиров оказал сопротивление [2]и, пожертвовав собой и всеми другими находившимися на борту, спас США может быть от разрушения одной из АЭС направленным в неё тяжёлым самолётом [3]. Перед тем, как это всё произошло, администрация США не вняла прямым предостережениям о готовящихся террактах (в частности, в Белый дом позвонил некий иранец из тюрьмы в ФРГ, но ему не поверили), а ФБР, ЦРУ, Агентство национальной безопасности и прочие спецслужбы Запада заблаговременно не выявили подготовки террактов и не пресекли деятельность их организаторов и участников [4].

После того, как всё это произошло, оказалось, что и беседа с Д.Граниным, опубликованная “Новой газетой” 20 — 22 августа, принадлежит к числу тех событий, в которых выразилось предчувствие будущего кошмара в Нью-Йорке 11 сентября, хотя и не осознанное в таковом качестве. Приведём соответствующий фрагмент беседы (жирным отмечены вопросы Кима Смирнова, который беседовал с писателем):

«Когда мы говорим о роли личности в истории, то имеем в виду всегда руководителей, вождей. Но какова при этом роль простого, рядового человека — главной в истории личности? И не когда-нибудь, а именно сегодня?