Анна Бессмертная - Блаженны нищие духом

— Тетя Муля, я же не умею молиться… Я ни одной молитвы не знаю…

— Да на что их тебе знать? Он тебя и так услышит. Помолись чистым сердцем своим, попроси его о помощи.

Через два дня маму перевели в общую палату, и там уже можно было ее навещать. Операция была тяжелая, привезли маму в больницу в критическом состоянии, но все обошлось, и дело шло на поправку. Тетя Муля взяла с собой изрядную сумму из скопленных на смерть денег, и теперь раз в два дня брала на рынке курочку и каждый день варила по половинке. Наваристый бульон везла Шурочке, а остальное подъедали сами. Вскоре в дело пошли котлетки на пару, нежнейшее пюре, потом ножки. А через три недели стали поговаривать и о выписке.

Все эти дни Андрейка, бессильный физически облегчить страдания матери, разрывался между желанием помолиться и боязнью лишний раз обременить бога своими молитвами. Как-то раз, не выдержав, он спросил тетю Мулю, как ему быть.

— Не надо, Андрейка. Дело уже идет на поправку. Дальше она уже сама.

— Я вот тут все это время думал о боге… И никак не могу понять…

— И не надо тебе Его понимать. Ты все равно никогда не поймешь Его дела и пути Его. Я и сама не всегда понимаю.

Но Андрейка не сдавался.

— Но если у мамы, как вы говорите, бог в душе, за что же тогда ее так…

— Но Он же не дал ей умереть!

— Да, — согласился Андрейка, — не дал.

— Ну вот, видишь… И нас Он услышал.

— А вдруг он услышал только вас? А меня — нет?

— С чего бы это? Уж если он меня, грешницу, слышит, то тебя тем более…

— А разве я не грешник?

— Ой, ну какие у тебя могут быть грехи…

— А вдруг есть?

— Вдруг бывает только пук. Ну, может, соврал когда, или там, ну не знаю чего… Ты вот что. Видать, не наставлял тебя никто хорошенько. Сейчас я тебе кое-что скажу, а ты запомни. С чего же начать? — Тетя Муля взяла очередную «Астру», закурила, помолчала и потом продолжила: — Бог послал человеку знание, что хорошо, а что плохо, и каждый человек все это очень хорошо знает. Но, понимаешь… Зло, оно как будто с маслицем, вползает легко и незаметно… Оттого оно и получается быстрее и легче. Но, сделав маленькое зло, человек впускает в себя дьявола, а уж того только впусти… не выпрешь потом… И он толкает все время сделать еще что-нибудь плохое, уже побольше. И все меньше места остается у человека для бога. Дьявол хитер, а человеку проще быть слабым. И вот этот дьявол разрастается внутри и начинает хозяйничать. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Андрейка кивнул.

— Но как бы дьявол ни разросся, в человеке всегда остается капля божественного, и он может сделать усилие, раскаяться и изгнать этого дьявола из себя. И потом посвятить свою жизнь исправлению содеянного. — Тетя Муля замолчала, а потом, прикурив от старой «Астры» новую, продолжила: — Хотя и не все можно исправить… Да, дружочек мой… не все можно исправить… Так вот я к чему тебе это все говорю: заглядывай почаще в свою душу, смотри, не завелся ли там червяк нечистый. И не давай ему пакостить от твоего имени и твоими руками, не пускай зло в мир. Его и так там хватает. И не обязательно ходить в церковь и молиться на иконы, или, там, посты соблюдать или креститься все время…

— Но вы же всегда креститесь перед тем, как сесть за стол…

— Крещусь. Это я так благодарю бога за то, что он мне послал.

— Значит, мне тоже надо креститься?

— Тоже не обязательно. Просто, когда кушаешь, вспомни о Нем и поблагодари за посланный тебе кусок.

— Тетя Муля, а что с человеком бывает после смерти?

— Смотря с каким. Светлая душа идет к светлым душам.

— А темная?

— А темная — в темноту. В никуда. Туда, где ничего нет.

Андрейка поежился.

— Значит, для хороших людей есть тот свет.

— Конечно.

Тетя Муля после выписки матери прожила у них еще какое-то время, дождалась, пока Шурочка пришла в себя, а потом уехала, потому что надо было сажать огород, да и устала она от Москвы. И оставила Андрейку разбираться с богом.

Каждый год состав группы потихоньку менялся, неизменным оставалось только ядро из четырех человек. Теперь Андрей почти каждый день после школы ездил во Дворец пионеров и, когда не было своих занятий, пристраивался к другим группам. Его как старожила не гоняли, и Пентакль, сначала было обидевшийся на Андрея за то, что он стал захаживать к другим педагогам, махнул на все рукой.

На книги времени оставалось все меньше и меньше, дай бог школьную программу по литературе успеть осилить по диагонали. Домашние задания откладывались на поздний вечер, когда освещение было уже никаким. Благо, память у Андрея была прекрасной, и это облегчало дело.