Потом он сказал, что больше нет смысла учить разные языки других стран, – сказала девочка.
Что, типа французского и немецкого? – сказала Шарлотта.
И даже языки нашей родной страны, – сказала девочка. – Типа валлийского. Типа как Эшли разговаривает.
Языки, – сказала Шарлотта, – не существуют по отдельности. Они похожи на семью. Все постоянно друг друга подпитывают. Изолированных языков не бывает.
Мальчик покраснел.
Ну, я просто побыл адвокатом дьявола, – сказал он. – Вообще-то я так не думаю. В точности я считаю другие языки клевыми. Просто не хотел, чтобы она думала, будто обладает монополией на… на…
На что? – сказала девочка.
На меня, – сказал он.
Он уставился на ключи от машины на столе паба.
Мы завтра уезжаем очень рано, – сказала Шарлотта. – Вы еще не встанете. Часов в шесть.
Точно не встанем, – сказала Грейс.
Ох, – сказал мальчик.
Ну и я собиралась лечь спать, – сказала Шарлотта, – но тут меня осенило. Ведь мы еще не побывали там, куда ты, Роберт, хотел попасть.
Эйнштейновское место? – сказал Роберт. – Правда?
Зависит от пары вещей, – сказала она. – Во-первых, согласится ли ваша мать вас двоих отпустить, ведь уже десять минут одиннадцатого, довольно поздно для любой поездки. И во-вторых, насколько далеко это вообще отсюда?
Вы собираетесь ему потакать? – сказала Саша.
Если это не далеко, – сказала Шарлотта, – любой бы захотел съездить.
Роберт аж подскочил, чуть не опрокинув свой стул. Выбежал из паба, и они услышали, как он затопотал вверх по деревянной лестнице к номерам.
Я не поеду, – сказала Грейс. – Меня вычеркивайте. Я целиком посвящу себя общению с Валь здесь.
Подруга у вас в телефоне? – сказала Шарлотта.
Валь Поличелла, – сказала Грейс. – Как твоя рука, Саша?
Так же, как последний раз, когда ты спрашивала, – сказала Саша.
Мы сменили повязку, – сказала Грейс. – А то замызгалась.
Саша вытянула руку, чтобы Шарлотте было видно.
Болит? – сказала Шарлотта.
Только когда Роберт об этом спрашивает, – сказала Саша. – Тогда очень, очень сильно болит.
Он может поехать, если ты поедешь с ним, – сказала Грейс.
В жизни не поеду, – сказала Саша.
Роберт ворвался обратно в зал, размахивая раскрытой книгой. Он с такой силой швырнул книгу на стол, что бутылка вина покачнулась.
Рафтонская пустошь, – говорит Шарлотта. – Я правильно произношу?
Раффтон, – говорит Саша. – Роутон. Жаль, никто за этим столом не умеет говорить по-английски.
Для того чтобы туда поехать, не нужно знать, как это произносится , – сказал Роберт.
Мама говорит, ты не сможешь поехать, если я не поеду с тобой, а я в жизни не поеду, – сказала Саша.
Роберт, ты же знаешь, это пустошь, – сказала Грейс. – Ты же знаешь, там не на что смотреть. Будет темно. Куча кустов и деревьев в темноте.
Все равно, – сказала Шарлотта. – Потом можно будет сказать, что побывал там.
Но только если я скажу, что поеду, – сказала Саша. – А я не поеду.
А вы знаете, что мой младший брат по уши в вас влюбился? – сказала она из-за спины Шарлотты, занимавшей водительское сиденье, полчаса спустя, когда они остановились на обочине с серебристой в свете фар травой, чтобы Роберт помочился на живую изгородь.
Голос у Саши был серьезный.
Он очень ранимый, – сказала она.
Шарлотта включила лампочку над зеркалом заднего вида и оглянулась на Сашу.
Когда я была немного младше тебя, – сказала Шарлотта, – у меня была американская кузина, которая приехала погостить. Думаю, она до сих пор у меня есть где-то на свете, но я не знаю где, ни разу с тех пор ее не видела. Она приехала к нам в гости на лето. Кузина была на семь лет старше меня, мне было десять. И мне она показалась величайшим достижением человечества, самым интересным человеком, которого я встречала. И она об этом знала. И была добра ко мне… Позже мои отец с матерью всегда вспоминали ее приезд как что-то кошмарное, а моя кузина была для них эпатажной и проблемной, она возвращалась домой в четыре утра из ночного клуба в городе, вся в засосах, и за эту оторву им страшно было нести столь большую ответственность. Много лет я слышала, как они говорили о ком-то и тех кошмарных неприятностях, которые этот кто-то им доставил, и даже не представляла, что они имели в виду мою кузину. Лишь с годами я поняла, о ком они говорили, когда все это вспоминали. О моей гламурной доброй прикольной кузине. Сейчас мне кажется, то, что она была добра ко мне, радикально изменило всю мою жизнь.
Читать дальше