Али Смит - Лето

«Да», – сказала она.

Они наблюдали за тем, как люди прогуливались по парку, женщины под ручку с «люфтваффе» как ни в чем не бывало. Они сидели вдвоем среди цветов, цветы лезли из кожи вон, и он рассказал ей в той же беспечной манере о трех увиденных им вещах.

Он видел казино в Ницце, которое перестало быть казино и стало складом матрасов, там нельзя было двигаться из-за высоких груд, которые местные жители пожертвовали беженцам.

Он видел людей, расстрелянных из самолетов, по обочинам дороги, выходящей из города.

Он видел мать и ребенка, которых казнили – расстреляли и сбросили в одну могилу. Мать заставили снять с себя одежду, ребенка бандиты похоронили одетым, швырнули его на мать сверху.

Теперь вам больше не нужно ничего мне рассказывать, – сказала она.

Но он назвал ей свое имя – имя, под которым сейчас проживал. Ханна назвала ему свое французское имя. Она сказала, что у нее нет документов.

Он рассказал ей, как обнаружил на дороге настоящую «Бентли». Что-что? Она не знает, что такое «Бентли»? Он рассмеялся. «Бентли» – английская машина, очень изысканная, и ее бросили, – дверца нараспашку, двигатель еще работал, – бросили англичане, торопившиеся на последний корабль, который должен был доставить их обратно в Англию. Еще он нашел на той же дороге велосипед, оставленный точно так же, привязал его к крышке багажника и доехал на машине, куда смог добраться. Когда кончился бензин, пересел на велосипед и проехал на нем остаток пути до Тулона. Встретил там садовников. Они выдают себя за садовников. Неплохие причем садовники. Садовничают по всему Югу.

Бывали когда-нибудь? – сказал он. – Вам понравится.

Он все уладил. Достал ей документы. Перевел через границу зоны. Ей уже недолго оставаться неоккупированной. Ее хотят заграбастать итальянцы. Немцы сначала позволят ее занять, а затем приберут к рукам сами.

Он никогда ни о чем ее не спрашивал.

Она рассказала ему о своей матери, сказала, вся эта история случилась с чьей-то другой матерью. Мать этого другого человека была больна, а лекарства запретили, и она умирала, а медсестер запретили. Тем временем бандиты захватили квартиру и все, что в ней было.

Теперь уже не нужно больше ничего рассказывать мне, – сказал он.

Он подарил ей велосипед.

Сказал, что ее смех – лучший способ зачать и, что бы она ни делала, лучше не смеяться. Затем он по-настоящему ее рассмешил. Невозможно было устоять: он был отличным пародистом. Спародировал консьержку. Спародировал нацистов. Спародировал, как Маршал поливает свои красно-бело-синие цветы в своем саду Азюр. Спародировал всех кинозвезд, которых она вспомнила, смог изобразить Кольбер [48] Клодетт Кольбер (1903–1996) – американская актриса театра и кино французского происхождения. вместе с Гейблом. Спародировал угрюмую женщину из булочной. Он заставил Ханну смеяться над всем этим, а затем обнял ее так, словно полностью ее понимал, потом он хорошо изобразил и ее саму, но это была совсем другая пародия.

Ханна проснулась, решила, что он уже ушел. Он был еще рядом, курил сигарету. За окном занималась заря.

Новый день, – сказал он.

Мне приснилась гусеница, – сказала она. – Она ползла по винтовке. Это знак – ты как думаешь?

В какую сторону двигалась гусеница? – спросил он.

От рукоятки к дулу, – сказала она.

Прочь от курка, – сказал он.

Да, – сказала она.

Хорошо, – сказал он. – Если тебя будут расстреливать, не дай себя расстрелять гусенице. Скажи ей, что подождешь, пока тебя расстреляет бабочка.

Тогда-то она и рассказала ему первую правду о себе, нечаянно.

(Это было опасно. Нужно было очистить мозги. Нужно было думать не об одной себе. От этого зависела жизнь, и не только твоя собственная. Отец, брат. Мать, слава богу, была в безопасности – на небесах.

Нужно было не знать, знать поменьше. Нужно было найти новые способы думать, говорить и не говорить все подряд.)

Ханна легкомысленно рассказала без утайки об отце и о том, как он любил ловить бабочек, убивать их и прикалывать за стеклом. Она тут же об этом пожалела. В животе екнуло. Затошнило. Подумалось, что ее в любую минуту могло стошнить.

Но Клод пожал плечами, стряхнул докуренную сигарету во вчерашнюю грязную воду в раковине.

Лето не приколешь, – сказал он.

Они поцеловались, встали, привели себя в порядок.

О Клоде она знала лишь то, что этот человек мог подпалить и сжечь мокрую газету.

Благодаря ему всю холодную зиму ей было тепло.