Али Смит - Лето

Спасибо, – говорит Дэниэл. – Я принимаю ваш подарок. Это очень любезно с вашей стороны.

Посмотрите на Целя, он думает, я дарил вам свою девочку, – говорит Сириль. – Нет лучше подарка. Теперь мы друзья всей жизни. Я дарил вам способ, как сбежать с этого острова на спине плавающей девочки.

Дэниэл улыбается. Он кладет значок на крышку чемодана.

В следующий миг значок исчезает.

Куда он исчез?

Дэниэл ищет его, но на чемодане ничего нет. Здесь нет никакого чемодана. Кто-то поставил на колени Дэниэлу поднос.

Сэндвич. Как мило.

Второй завтрак, – говорит соседская дочь.

А, – говорит он. – Снова здесь.

Да, – говорит она. – Сегодня же пятница.

Она неправильно его понимает, думает, он говорит о ней. Не важно.

Как вы, мистер Глюк? – говорит она. – Как прошла ваша неделя?

Она имеет в виду: «Спросите меня, как прошла моя неделя, мистер Глюк».

Он улыбается. Она добрая, славная, умная девушка, хоть уже и не такая сорвиголова, какой была в детстве. Порой Дэниэлу грустно за нее. Работа гложет ей душу. Ей одиноко. Это уж точно. Словно наблюдаешь, как ее подтачивает.

Все то же самое, а то же самое – это хорошо, – говорит он.

Я в среду из Сиены вернулась, – говорит она.

А, – говорит он.

Повезла туда на один день двадцать студентов, показать фрески Лоренцетти [29] Амброджо Лоренцетти (1290–1348) – итальянский живописец сиенской школы. Самым известным и выдающимся произведением Лоренцетти являются фрески под общим названием «Аллегория доброго и дурного правления в городе и деревне» (1338–1339), написанные им в зале Девяти сиенской ратуши – Палаццо Публико. в здании ратуши. «Доброе и дурное правление».

Никогда не видел, – говорит он.

У Тирана, – говорит она, – зубы нижней челюсти торчат изо рта, как у дикого кабана. А Мир, Храбрость, Благоразумие, Щедрость, Умеренность, Справедливость – все эти фигуры по центру «Доброго правления» женские. Храбрость в доспехах окружают рыцари в латах.

Что еще? – говорит он.

Стена с добрым правлением, – говорит она, – отличается идеальным равновесием и гармонией, и на каком-то глубинном уровне это подтверждается тем фактом, что она в великолепном состоянии. Ну а стена с дурным правлением очень сильно повреждена.

Расскажи мне одну из фресок, – говорит он.

Добрую или дурную? – говорит она.

Давай всегда выбирать доброе правление, – говорит он.

Она листает свой телефон.

По памяти, – говорит он.

Она улыбается.

Кладет телефон. Закрывает глаза.

Красочная архитектура под ночным небом, – говорит она. – Домá, уютная общинная жизнь. Люди что-то продают, работают, пишут, что-то изготавливают. Люди женятся. Люди верхом на лошадях, держатся за руки. Человеческая процессия или цепочка, возможно, танец детей Венеры, возможно, просто счастливые люди держатся за руки. Мирный город. Наступило лето. Фигуры бодрые. Небольшие повреждения, но их не много. Хорошо отреставрировано. Не сдает позиций, по-прежнему красочно столетия спустя.

Оба открывают глаза.

А что сегодня в газетах? – говорит она.

Бандиты и шоумены во власти, – говорит он. – Ничего нового. Хитроумный вирус. Вот новость. Фонды и акции пошатнутся. Некоторые люди очень сильно наживутся на этом. В очередной раз выясним, что ценится больше: люди или деньги.

Он вспоминает лицо матери. Все ее семейные деньги сгорели в гиперинфляции. Мать умерла старухой, хоть ей и было за пятьдесят.

Лично я не хочу умирать молодым, – говорит он.

Соседская дочь смеется.

Что бы сказала моя мать, будь она здесь? Поздновато метаться, мистер Сто Четыре, – говорит она.

Сколько б лет ни прожил, – говорит он, – все равно умираешь молодым.

Соседская дочь широко ему улыбается.

Соседская дочь его обожает.

Мой отец пережил испанку, – говорит он. – Я слышал, как он говорил об этом, всего один раз. Он сказал, что нельзя принимать это на свой личный счет. Тогда перестанешь бояться. Ну да бог с ним. Что читаешь?

Сейчас в основном читаю новости у себя на телефоне, – говорит она. – А еще это.

Она показывает книгу в мягкой обложке.

Роман, – говорит она. – Сносный. Ну, под Вульф такой. Во всяком случае, автор так думает. О Рильке и Кэтрин Мэнсфилд. Вы знали, что они жили в Швейцарии недалеко друг от друга, но ни разу не встречались? Читали когда-нибудь Рильке?

А, – говорит он, – Рильке.

Он хочет вспомнить что-нибудь о Рильке, но не может думать о нем сейчас, поскольку Сириль снова здесь и стоит на коленях подле него рядом с этим красивым стулом в соседской оранжерее.