Анна Исакова - Ах, эта черная луна!

А однажды ее увезли. Увезли силой, чтобы погубить. И я ничего не мог для нее сделать. Мне было жаль ее. Жалость, мой мальчик, это надгробный камень любви. Я решил, что между нами все кончилось. Высшая сила, думал я, не объявляет своих вердиктов, но вердикты эти непреложны. Перед высшей силой следует преклонить голову.

Четыре года я жил, как жил. Мне казалось, что я и не узнаю ее, если когда-нибудь встречу. А потом это началось снова. Призыв. Я умолял ее отстать. Я объяснял ей, что все это ни к чему не приведет. Но все началось снова. И я опять был готов лететь, плыть, бежать.

Путь был нелегким. Я не стану тебе его пересказывать. Все подобные путешествия одинаковы. Звери, люди, чудовища. Сирены в ватниках, Цирцеи в чернобурках. Циклопы в гимнастерках. Убогие, сироты, прокаженные. Братство сирых. Волшебные превращения, смекалка, хитрость, удача, помощь несуществующих богов.

Мы встретились. Ее привели ко мне в избушку за бутылку водки. Конвоиры орали за окном, пытались разглядеть нас сквозь замерзшее стекло, швыряли в окна снежки и замерзшие рыбины в двери. Там была уйма замороженной рыбы. Потом ее увели. Я долго лежал на нарах, обессиленный, замерзший, хмельной. Лежал и ждал, когда придут за мной. Должны ведь были прийти. Но не пришли. И я поплелся в обратный путь“».

Из этого рассказа следует, что:

а) Юцер встречался с какой-то хорошо известной ему женщиной, которую привели к нему и увели от него конвоиры;

б) что свой обратный путь на Запад он начал не с Юга, как предполагают некоторые, но с Севера, как нам и было известно.

Нам кажется, что из этого следует, что Юцер побывал на Лене, где водятся конвоиры, снег и замороженная рыба. Водились, во всяком случае, в то время, о котором идет речь. Нам не удалось обнаружить Сирену в ватнике, Цирцею в чернобурке и Циклопа в гимнастерке, которые могли бы пролить свет на это путешествие, а потому вопрос по-прежнему остается открытым.

Второе косвенное доказательство того, что Юцер и пациент Геца, который называл себя Властелином Мира, — разные лица, мы находим в свидетельстве самого Геца.

Как-то за праздничным столом разгорелся спор. Спорили о гениальности.

— Гениальность, — сказал Гец, — отличается от безумия только конечным результатом. В обоих случаях мы имеем дело с выходом за границы нормального. Но гениальность видоизменяет нормальное, тогда как безумие на это не способно.

— Позволь, позволь, — не согласился Юцер, — тогда безумие можно назвать ущербной гениальностью. А это несправедливо. Ведь, по большей части, безумцы просто не отличают нормальное от ненормального, тогда как гении прекрасно сознают, где проходят границы обыденного и преступают их совершенно сознательно.

— Не так все просто, — возразил Гец — Помнится, был у меня пациент, возомнивший себя Господином Мира. Его навязчивая идея вовсе не была непоследовательной. Мой пациент считал, что Господином Мира является тот, кто назначен на эту должность Высшей Силой, и утверждал, что является таким назначенцем. А поскольку подтверждающих этот факт документов нет и быть не может, утверждал мой пациент, ибо они создаются постфактум, то я держу его в больнице незаконно. Мне пришлось согласиться с его аргументом. Количество людей, приводивших тот же аргумент и действительно ставших на его основании владыками мира сего, велико. Только незнание истории могло дать мне право продолжать держать самозванца в стенах психиатрической лечебницы. То есть в данном случае сумасшедшим должен был объявить себя я. И все же…

Мы не станем следить за этим спором до его завершения, тем более что спор затянулся глубоко заполночь. Отметим только важные для нас детали:

а) Гец явно не ассоциировал Юцера с пациентом, называвшим себя Господином Мира;

б) Юцер столь же явно не ассоциировал себя с этим типом.

Вопрос, что делала Мали в сумасшедшем доме у Геца в те две недели, которые она провела в среднеазиатском городке после исчезновения Юцера, и почему выходила оттуда с благостной улыбкой на устах, таким образом, тоже остается открытым. Да и стоит ли верить свидетельствам близнецов, находившихся в то время под влиянием коварной Хелены, да еще и обиженных на Юцера за то, что им пришлось собирать дыни?

Когда война закончилась, Мали и София с детьми вернулись в родные места. Еще до этого они решили не жить на пепелище. Неподалеку от их бывшего родного города располагался другой город, в котором ни одна из них никогда не жила. В старые времена между этими городами проходила государственная граница. Новые времена эту границу стерли. В новом для них городе воспоминания не бродили парками и улицами. Там не было их бывших квартир, и чужие люди не сидели ни в Малиных креслах цвета слоновой кости, ни на диване Софии со спинкой из витража в стиле арт деко. Кроме того, в этом городе ничто не напоминало обеим о погибших родственниках, убитых друзьях, разрушенной жизни и о прежних фантазиях и надеждах.