Анна Исакова - Ах, эта черная луна!

— С Чоком все в порядке? — спросила у Софии работница шинного завода. — Говорят, его часто видели на пустыре.

— Он уже давно туда не ходит, я ему запретила, — торопливо ответила София.

— Вчера у него был жар, — вмешалась Мали, — видно, перегрелся. На ангину не похоже.

— Самая настоящая ангина! — оспорила ее диагноз София. — Он не мог подняться с постели вчера, и пролежит не меньше недели.

Работница заботливо поцокала языком.

Прошла неделя. На вопрос, куда подевался Юцер, Мали раздраженно отвечала, что они поссорились, и Юцер решил уехать в Алма-Ату.

— Завел себе там шашню? — усмехнулась Капа.

Она вновь появилась в городе, что намекало на укрепившуюся позицию Оськи Сталя.

— Вот именно, — вспыхнула Мали.

— Никуда не денется, вернется.

Мали сдержанно кивнула.

Они затянули свой отъезд на две недели и уехали, когда о событии уже перестали говорить.

Нанять проводника с ишаками было несложно. Средняя Азия умеет заметать следы и хранить тайны. Ишаки там всегда наготове, и проводники не задают лишних вопросов. С другой стороны, барханы тоже умеют хранить тайны. Нашим дамам попался исключительно порядочный проводник, который не убил их по пути, чтобы завладеть нехитрым скарбом несчастных путешественниц. А мог бы и убить. Но беглянки так боялись Оськи Сталя, что даже не подумали о реальной опасности.

— А чего мы тогда испугались? спросила как-то Мали Софию.

— Раз испугались, была причина, — мудро ответила подруге София.

Впрочем, приведенные свидетельства происшедшего не являются единственными.

Близнецы рассказывали, что после исчезновения Юцера по городку пополз слух, что в отделении доктора Геца появился новый пациент с манией величия. Пациент называл себя Господином Мира и Императором Вселенной. Гец относился к нему внимательно и держал в отдельной палате. К тому же было замечено, что с момента исчезновения Юцера Мали часто навещала доктора Геца и что, уходя от него, она улыбалась той самой улыбкой, с какой возвращалась не раз после прогулок с Юцером по бахче.

И вместе с тем, если бы Юцер действительно скрывался под видом сумасшедшего в больнице своего друга, он должен был приехать туда, куда приехал в конечном счете, именно из Средней Азии. А приехал Юцер почему-то с Севера. Так что концы в этой версии не сходятся. К тому же, близнецы забыли отметить, что с появлением в больнице Господина мира из-под окна исчез Хаимке-Фауст. Правда, ходили слухи, что его отправили в военный госпиталь, а оттуда на фронт. Проверить это нельзя. Виршувкер был польским беженцем, а с этими беженцами многое произошло. Хаимке мог оказаться, например, в армии Андерса и очутиться в Палестине. Правда, его и там с тех пор никто не видел. Но никто его специально и не искал. Есть и другие доказательства тому, что Хаимке Виршувкер не стал Господином Мира, но стоит ли их приводить?

Существуют версии еще более фантастические, чем те, которые мы уже привели.

Например, говорят, что Юцер все-таки побывал на Лене и встретился с Натали. Тот, кто знает, как действовали пути сообщения в СССР в последний год войны, в эту версию поверить не может. Проехать без командировки из Средней Азии на Лену, попасть в одно из самых строго охраняемых мест страны, да еще встретиться там с женщиной, помещенной в резервацию? Да это чистая фантазия!

И все-таки, мы приведем свидетельства двух лиц, утверждающих, что встреча Юцера и Натали на Лене произошла.

Первым лицом является Чок. Тот самый Чок, который так и не успел проиграть в ножички созданную Юцером империю. Тот самый, который остался жить только благодаря политическому чутью Юцера. И тот самый, которого Юцер впоследствии приблизил к себе настолько, что многие считали Чока его приемным сыном.

Так вот, Чок как-то беседовал с Юцером о женщинах.

«Как-то мы разговаривали о бабах, — в свойственной ему грубоватой манере рассказывал Чок, — а Юцер был большой бабник, это ни для кого не новость. Так вот, он сказал мне: „Женщина должна быть не просто желанием, она должна быть призывом. В моей жизни была такая женщина. О! У нас хватило ума не скреплять наши отношения ничем, кроме поцелуев. А расходиться мы любили больше всего на свете. Мы все время расходились, разъезжались, расставались. И всегда этот момент приносил облегчение. Но потом это начиналось… Тонкий, еле уловимый призыв. Он звучал в вечернем воздухе, пробивался из букетов, которые я дарил другим женщинам. Он исходил от духов, которыми она никогда не пользовалась, для того только, чтобы напомнить мне ее запах. Он звучал в музыке! Одной нотой, случайным аккордом. Постепенно он начинал изводить меня. Я слышал ее голос там, где этот голос никогда не звучал. Я чувствовал ее прикосновение, когда рядом никого не было. Я начинал сходить с ума. Я говорил невпопад. И когда я уже бывал готов лететь, плыть, бежать к ней, она вдруг появлялась. Измученная призывом. Изломанная сопротивлением ему. Покорная. Безумная. Как мы бывали счастливы! До ближайшей ссоры, до появления скуки, до первых признаков отвращения.