Селеста Барбер - Вызов принят!

Во время простоя – пока другие повторяли роли, ходили пописать и заводили интрижки в гримерках – мы с Марком всегда находили, чем заняться. Мы набрасывали идеи роликов, которые позже, ночью, снимем у меня дома. Я в своих замыслах часто сомневалась, и его это страшно бесило.

Я: Не знаю, смешно ли получилось.

Марк: Тебе самой не скучно?

Я: В смысле?

Марк: Не понимаю, зачем ты этим занимаешься. Скукотища же.

Я: Чем?

Марк: Сомневаешься в себе. У тебя отличное чувство юмора, и ты прекрасно знаешь, что делаешь.

Я: Спасибо.

Марк: Хватит, а? Ты реально бесишь.

Марк коренным образом изменил мою жизнь. Он был моим лучшим другом, и то, что больше его нет рядом, – это какая-то несмешная шутка. Я так любила этого талантливейшего актера и уморительного придурка. И сама грелась в лучах его любви и деятельной поддержки.

Болезнь Марка просто сбила меня с ног. Я видела, как мрачные мысли одолевают его, видела, что ему становится все хуже и хуже. Но старалась не зацикливаться на этом, ведь он утверждал, что с ним все хорошо, и я ему верила.

В определенный момент Апи пришлось уехать из Балмейна и поселиться в другом городе, вместе с дочками. У меня освободилась комната, и Марк спросил, нельзя ли ему пожить со мной. А я ему отказала. Испугалась, что вместе мы окончательно слетим с катушек. Я ответила Марку, что уже нашла нового соседа, но это была бесстыдная ложь.

Теперь я жалею, что не сказала ему правду. Если бы я объяснила, чего боюсь, он бы понял, потому что любил меня. Конечно, для начала он бы наорал на меня и обозвал идиоткой, но не обиделся бы. Ведь Марк отлично понимал, как действует на других. Больше всего на свете мне бы хотелось, чтобы этого не случилось, чтобы я не соврала ему за шесть недель до того, как он покончил с собой. Будь я по-настоящему хорошим другом, я была бы с ним искренна. Пускай это не спасло бы его, но, умирая, он бы, по крайней мере, знал, как сильно я его люблю.

Марк был остроумен и раним, как Джим Керри. И когда он был рядом, мое сердце пело. Я всегда стараюсь вспоминать о нем, когда в подпитии случайно натыкаюсь на «Теорию большого взрыва» по телику и меня начинают одолевать мысли, что комедия умерла.

Я ВЛЮБИЛАСЬ В СВОЕГО лучшего друга-гея так, как влюбляются только персонажи шекспировских пьес и «Уилла и Грейс» (старых сезонов, новые слишком предсказуемые).

Впервые я увидела его в документальном фильме о студентах, изучающих актерское мастерство в Национальном институте драматического искусства. Съемочная группа выбрала Томаса и еще трех первокурсников, следовала за ними по территории института и в процессе расспрашивала, как тут все происходит. Каждый из них обладал какой-нибудь отличительной чертой: один парень был шумным, другой – милым, но надоедливым, а у Томаса, замечательного характерного актера, с рождения не было левой руки. Из чего в фильме, конечно же, развили сюжет по канонам драматургии: показали, как Томасу устанавливают протез, и не забыли оповестить зрителя о том, что операцию организовала и оплатила Театральная Школа.

Познакомились мы в переговорном пункте: отличное место, чтобы встретить свою судьбу. Увидев там Томаса, я сразу же заорала на все помещение: «Я тебя знаю!» А он дар речи потерял от неожиданности и испугался, что вляпался в неприятности. В следующие пятнадцать лет я выяснила, что он на любые внезапные события реагирует именно так.

Мы сразу нашли общий язык. Я была настырна и обаятельна, как танк. Я всегда так себя веду, когда хочу показать человеку, который мне очень нравится, как ему будет со мной классно, легко и комфортно. На самом деле в такие минуты я умираю от смущения и мечтаю только о том, как убегу домой и выплачусь в подушку.

Томас оказался смешливым, добрым, вредным, умным, талантливым и неуверенным в себе: в общем, обладал всеми качествами, необходимыми идеальному мужу-гею. Только вот я и не подозревала, что он гей. Думала, что наконец-то встретила мужчину своей мечты, что теперь мы с ним нарожаем детишек или, на худой конец, усыновим пару собачек. Я знала, что с ним буду счастлива при любом раскладе.

Когда выяснилось, что Томас гей, я так расстроилась, что не нашла ничего лучше, чем немедленно перемыть ему кости с нашей общей подружкой.

Я: Ты знала, что Томас – гей?

Подружка: Ты что, шутишь?

Я: Не-а.

Подружка: Вау!

Я: Вот именно! Мне тоже не верится. Я была уверена, что он со мной заигрывает.