Элиф Шафак - 10 минут 38 секунд в этом странном мире [litres]

Гораздо безопаснее было работать в ночных клубах, если, конечно, удавалось в них пробраться, а ей время от времени это удавалось. К радости владельцев некоторых клубов, в Налан открылся удивительный талант. Она могла пить, пить и пить, но совершенно не пьянела. Она подсаживалась к чьему-нибудь столику и затевала беседу, а глаза ее сверкали, точно монетки на солнце. За разговором она умудрялась склонять новых знакомых к покупке самых дорогих напитков. Виски, коньяк, шампанское и водка лились, словно полноводный Евфрат. Как только клиент оказывался в серьезном подпитии, Налан переходила к другому столику и там начинала все заново. Владельцы клубов обожали ее. Она была автоматом по добыванию денег.

Итак, Налан поднялась, наполнила стакан водой и передала его Саботажу.

– Шарф, который ты принес Лейле, очень красивый.

– Спасибо. Мне кажется, он бы ей понравился.

– О, я не сомневаюсь. – Налан едва коснулась его плеча, пытаясь успокоить. – Вот что я тебе скажу: почему бы тебе не положить его в карман? Ты сможешь подарить его Лейле сегодня ночью.

Саботаж моргнул:

– Не понял.

– Не волнуйся. Я сейчас объясню… – Налан осеклась; ее внимание привлек какой-то звук, и она задержала взгляд на закрытой двери, видневшейся в коридоре. – Девочки, вы уверены, что Джамиля спит?

Хюмейра пожала плечами:

– Она обещала прийти, как только проснется.

Осторожными быстрыми шагами Налан направилась к двери и повернула ручку, но дверь была закрыта изнутри.

– Джамиля, ты спишь там или рыдаешь? И может быть, слушаешь наш разговор?

Никакого ответа.

Налан сказала в замочную скважину:

– У меня есть подозрение, что все это время ты не спала, а печалилась и скучала по Лейле. Раз уж мы все тут испытываем одно и то же, может, выйдешь к нам?

Дверь медленно открылась. И вышла Джамиля.

Ее большие темные глаза опухли и покраснели.

– О, милая моя! – Налан говорила с Джамилей очень нежно, как ни с кем иным, каждое ее слово было словно сладкое яблоко, которое полируют, прежде чем кого-то угостить. – Посмотри на себя. Тебе нельзя плакать. Тебе нужно себя беречь.

– Я в порядке, – ответила Джамиля.

– Налан права на сей раз, – вмешалась Хюмейра. – Посмотри на это с другой стороны: Лейла была бы ужасно огорчена, если бы увидела тебя в таком состоянии.

– Это правда, – ласково улыбнувшись, подтвердила Зейнаб-122. – Давай сходим вместе на кухню и поглядим, готова ли халва.

– А еще нам нужно заказать какую-нибудь еду, – добавила Хюмейра. – Никто из нас не ел с утра.

– Я помогу вам, девочки, – поднявшись, сказал Саботаж.

– Отличная идея, идите закажите еды.

Налан сцепила руки за спиной и начала ходить туда-сюда по комнате, словно генерал, решивший проверить свои войска перед решающей битвой. В свете люстры ее ногти отсвечивали ярко-лиловым.

Остановившись у окна, она посмотрела на улицу, ее лицо отразилось в стекле. Вдалеке собирался шторм, дождевые облака наплывали к северо-востоку, как раз к району Килиоса. Ее глаза, весь вечер носившие печальное или даже жалобное выражение, теперь загорелись упрямым огоньком. Возможно, ее друзья до сегодняшнего дня ничего не слышали о Кимсэсизлер-Мезарлыи, но она уже прекрасно знала все необходимое. В прошлом она была знакома с несколькими людьми, которым предстояло обрести покой именно там, и представляла, во что превратились их могилы спустя некоторое время. Отличавшая это кладбище убогость разверзлась, словно голодный рот, и поглотила их без остатка.

Чуть позже, когда все они сядут за стол и хоть немножко наполнят желудки, Ностальгия Налан изложит друзьям свой план. Ей придется говорить со всей осторожностью и нежностью, поскольку – она была в этом уверена – поначалу он их испугает.

Спустя полчаса все сидели у обеденного стола. Стопка лахмаджуна – лепешек с рубленым мясом, заказанных в местном ресторанчике, – стояла в центре, еду почти не тронули. Аппетита ни у кого не было, хотя все старались уговорить Джамилю немного поесть. На вид она была совсем слаба, ее болезненное лицо казалось еще более худым, чем обычно.

Сначала беседа носила беспорядочный характер. Но говорить, как и есть, всем было непросто. Странно было сидеть здесь, в доме у Лейлы, без того, чтобы она высовывалась из кухонной двери, предлагая напитки и закуски; в такие моменты пряди ее волос обычно выпадали из-за уха и свешивались на щеку. Их глаза скользили по комнате, задерживаясь на каждом предмете, маленьком и большом, словно замечая его впервые. Что будет с этой квартирой? Каждый вдруг понял: если мебель, картины и прочие безделушки убрать отсюда, Лейла тоже может в каком-то смысле исчезнуть.