Элиф Шафак - 10 минут 38 секунд в этом странном мире [litres]

В тот год, когда Лейла вышла замуж за Д/Али, Саботаж скромно пригласил на свидание одну из своих коллег. Спустя месяц он сделал ей предложение. Пусть сложно было назвать его брак счастливым, однако Саботаж обожал своих детей. Некоторое время его карьера быстро и уверенно двигалась вперед, но как только он решил, что добрался до вершины, все замерло. Несмотря на свой живой ум, он был слишком застенчивым и замкнутым, чтобы стать заводилой в какой-либо организации. В первый раз, делая доклад, он забыл слова и весь взмок. В зале совещаний повисла тишина, прерываемая лишь неловким покашливанием. Саботаж не сводил глаз с двери, словно передумал выступать и стремится сбежать. Он часто ощущал подобное. А потому решил довольствоваться заурядной должностью и посредственной жизнью хорошего гражданина, хорошего работника и хорошего отца. Но ни разу за все это время он не предавал свою дружбу с Лейлой.

– Я называла тебя своим саботажным радио, – говаривала Лейла. – Посмотри на себя. Ты саботируешь собственную репутацию, дорогой мой. Что скажут твои жена и коллеги, если узнают, что ты дружишь с такой, как я?

– Им это знать не обязательно.

– Как думаешь, сколько тебе удастся скрывать это от них?

И Саботаж отвечал:

– Столько, сколько нужно.

Ни его сослуживцы, ни жена, ни соседи, ни родственники, ни мама, которая давно перестала работать в аптеке, – никто не знал, что Саботаж ведет другую жизнь, что с Лейлой и девочками он совершенно иной человек.

Саботаж проводил дни, закопавшись в листы с балансами и ни с кем не разговаривая, если на то не было особой необходимости. Когда спускались сумерки, он выходил из офиса, запрыгивал в свою машину, хотя терпеть не мог вождение, и отправлялся в «Караван» – ночной клуб, известный в среде печально известных. Здесь он расслаблялся, курил и порой даже танцевал. Чтобы объяснить жене свое длительное отсутствие, он говорил, что из-за мизерной зарплаты вынужден работать охранником в ночные смены на заводе.

– Они производят порошковое питание для младенцев, – сказал Саботаж жене, полагая, что из-за упоминания о младенцах это прозвучит правдоподобнее.

К счастью, жена вопросов не задавала. Казалось, она даже радовалась, что он каждый вечер уходит из дому. Иногда это его мучило, и в котелке сознания начинало что-то закипать – неужели она хочет избавиться от него? Однако больше всего Саботажа волновала не она сама, а ее большая семья. Его жена происходила из старинного и гордого рода имамов и ходжей. Он никогда не осмелился бы сказать им правду. И потом, он любил своих детей. Саботаж был безумным отцом. Если жена решит развестись с ним из-за того, что он ведет ночную жизнь с уличными женщинами и трансвеститами, суд никогда не оставит за ним родительские права. Наверняка ему больше не позволят видеться с детьми. Правда – жидкость едкая и непредсказуемая. Она может проесть дыры в бастионе повседневности, разрушая все системы принципов. Если семейные старейшины узнают его тайну, начнется настоящий ад. Он уже почти слышал их голоса, болезненно отзывающиеся в голове, – вопли, оскорбления, угрозы.

Иногда по утрам во время бритья Саботаж репетировал перед зеркалом свою оправдательную речь. Ту самую, которую он произнесет, если родственники когда-нибудь поймают его и подвергнут допросу.

«Ты спишь с этой женщиной? – спросит его жена, заручившись поддержкой родни. – О, я жалею о том дне, когда вышла за тебя! Что за человек пустит на шлюху деньги, которые принадлежат детям!»

«Нет-нет, это не так».

«Неужели? Ты хочешь сказать, что она спит с тобой бесплатно?»

«Прошу тебя, не говори такого! – взмолится он. – Она моя подруга. Самая давняя, еще со школы».

Но никто ему не поверит.

– Я пытался приехать раньше, но пробки были просто жуткие, – сказал усталый Саботаж, усаживаясь на стул, ему очень хотелось пить.

– Хочешь чая? – спросила Зейнаб-122.

– Нет, спасибо.

– Что это такое? – спросила Хюмейра, указывая на коробочку на его коленях.

– О, это… подарок для Лейлы. Он был в офисе. Я собирался подарить его ей сегодня. – Он потянул за бант и открыл коробочку; внутри лежал шарфик. – Чистый шелк. Ей бы понравилось.

К горлу подступил комок. Не в силах сглотнуть его, Саботаж тяжело вздохнул. Вся та тоска, которую он пытался сдержать, сейчас вырвалась наружу. В глазах у него закололо, и он заплакал, сам того не заметив.

Хюмейра поспешила на кухню и вернулась со стаканом воды и бутылочкой лимонного одеколона. Последний она брызнула в воду и передала стакан Саботажу.