Элиф Шафак - 10 минут 38 секунд в этом странном мире [litres]

– Как ты можешь быть такой романтичной, дорогуша?! – наигранно рассмеялась Ностальгия Налан.

Время от времени она приходила навестить Лейлу, что нервировало Гадкую Ма. Закон ясно указывал на то, что трансвеститов в бордель нанимать нельзя, однако больше их никуда не брали, так что им приходилось искать работу на улице.

– А знаешь ли ты, сколько стоило это гигантское сооружение? И за чей счет его возвели? За наш!

– Иногда ты говоришь совсем как Д/Али, – улыбнулась Лейла.

– Кстати, о нем… – Движением головы Налан указала влево.

Повернувшись в сторону, Лейла увидела приближавшегося Д/Али: куртка его помялась, а сапоги тяжело стучали по тротуару, на плече висела тяжелая холщовая сумка, в руке торчал кулек, наполненный мидиями во фритюре.

– Это тебе, – сказал он, протягивая мидии Лейле.

Он знал, как она любила их.

Д/Али не произнес больше ни слова, пока они не оказались наверху и не закрыли за собой дверь. Он опустился на кровать, потирая лоб.

– У тебя все в порядке? – спросила Лейла.

– Прости. Я так себе. Они чуть не поймали меня.

– Кто? Полиция?

– Нет, Серые волки. Фашисты. Группировка, контролирующая этот район.

– Этот район контролируют фашисты?

– В каждом районе Стамбула есть две враждующие группировки – их и наша. К сожалению, здесь они превосходят нас по численности. Но мы боремся.

– Расскажи, что случилось.

– Я завернул за угол, а там Серые волки, целая толпа, орут и смеются. Я решил, что они празднуют открытие моста. А потом они увидели меня…

– Они тебя знают?

– Ну, в каком-то смысле мы узнаём друг друга, а если нет, то по виду догадаться легко.

Одежда имела политический смысл. Как и волосы на лице, особенно усы. Националисты носили их кончиками вниз, в форме полумесяца. У исламистов они были маленькими и аккуратными. Сталинисты предпочитали усы как у моржа, они выглядели так, будто никогда не знали бритвы. Д/Али всегда чисто брился. Лейла не знала, было ли это признаком его политических взглядов, а если и было, то каких именно. Она поймала себя на том, что пристально разглядывает его губы, розовые, правильной формы. Она никогда не смотрела на мужские губы и не делала этого специально, а потому это открытие озадачило ее.

– Они так за мной гнались, – продолжал Д/Али, не догадываясь, о чем она думает. – Я бы рванул быстрее, если бы у меня не было этого.

Лейла посмотрела на сумку:

– Что там?

Он показал ей. В сумке лежали сотни, если не тысячи листовок. Вытащив одну, Лейла принялась ее разглядывать. Полстранички занимал рисунок. Заводские рабочие в синих халатах под пятном света, падающего с потолка. Мужчины и женщины стояли бок о бок. Они выглядели уверенно, словно из другого мира, казались почти ангелами. Лейла выхватила еще одну листовку: шахтеры в ярко-синих комбинезонах, их лица покрывала сажа, а из-под шлемов смотрели большие мудрые глаза. Она быстро просмотрела все остальные листовки. На них были люди с решительными лицами и мощными мышцами, совсем не похожие на тех бледных и усталых рабочих, которых она каждый день видела в мебельной мастерской. В коммунистическом мире Д/Али все были коренастыми, мускулистыми и здоровыми. Она вспомнила своего брата, и сердце сжалось в груди.

– Тебе не нравятся эти картинки? – спросил он, наблюдая за ней.

– Нравятся. Это ты их нарисовал?

Д/Али кивнул. Вспышка гордости озарила его черты. Работы Д/Али, отпечатанные в подпольной типографии, разошлись по всему городу.

– Мы разбрасываем их повсюду: в кафе, ресторанах, книжных магазинах, кинотеатрах… Но теперь я встревожен. Если бы фашисты увидели листовки, то забили бы меня до смерти.

– Может, оставишь сумку здесь? – спросила Лейла. – Я спрячу ее под кровать.

– Не могу, это опасно для тебя.

– Кому придет в голову обыскивать это место, дорогой мой? – тихо рассмеялась она. – Не волнуйся, я присмотрю за твоей революцией.

В ту ночь, когда двери борделя были заперты и весь дом погрузился в тишину, Лейла достала листовки. Большинство проституток на ночь расходились по домам, у них были престарелые родители и дети, о которых надо было заботиться, и всего несколько женщин оставались в борделе. Чуть дальше по коридору кто-то громко храпел, а еще одна женщина что-то говорила во сне, голос у нее был слабый и просящий, хотя слова разобрать было сложно. Лейла снова села на кровать и начала читать: «Товарищи, будьте бдительны! США, немедленно прочь из Вьетнама! Революция началась. Диктатура пролетариата».