Элиф Шафак - 10 минут 38 секунд в этом странном мире [litres]

Дядя налил чая и поднял свою чашку к свету. Сделав глоток, он покачал головой. Потом жестом подозвал официанта, подался вперед и заговорил так медленно, словно каждое слово давалось ему с трудом:

– Посмотри на этот цвет, видишь? Он недостаточно темный. Что вы в него положили? Листья банана? На вкус как помои.

Поспешно извинившись, официант забрал самовар, пролив несколько капель на скатерть.

– Неуклюжий, – произнес дядя. – Не знает, где у него правая рука, а где левая. – Он повернулся к Лейле, и его голос внезапно обрел примирительную интонацию. – Как школа? Какой у тебя любимый предмет?

– Никакой, – пожав плечами, ответила Лейла.

Она не сводила глаз с чайных пятен.

Баба́ нахмурил брови:

– Разве так нужно говорить со старшими? Ты совершенно невоспитанна.

– Не волнуйся, – возразил дядя. – Она молода.

– Молода? В этом возрасте ее мать уже была замужем и пальцы стирала от тяжелой работы.

Мама выпрямилась.

– Новое поколение, – вздохнул дядя.

– Ну, мой шейх говорит, что есть сорок признаков приближения Судного дня. Во-первых, молодежь, которая выходит из-под контроля. Ведь именно это сейчас и происходит. Все эти мальчишки с пышными прическами. Что будет дальше – длинные волосы, как у девочек? Я всегда говорю дочери: будь осторожна. В этом мире столько морального разложения.

– А каковы другие признаки? – спросила дядина жена.

– Прямо сейчас я всё не вспомню. Но разумеется, есть еще тридцать девять. Во-первых, будут серьезные оползни. Океаны приподнимутся. А в мире станет больше женщин, чем мужчин. Я дам тебе книгу, в которой все это объясняется.

Краешком глаза Лейла заметила, что дядя внимательно наблюдает за ней. Она отвернулась, может быть немного резковато, и тут увидела, что к ним приближается какое-то семейство. Казалось, это счастливая семья. Женщина с улыбкой шире реки Евфрат, мужчина с добрыми глазами и две девочки с атласными бантами в волосах. Они поискали столик и согласились на тот, что стоял возле семейства Акарсу. Лейла заметила, как мать погладила по щеке младшую девочку и шепнула ей что-то смешное, та хихикнула. Тем временем старшая девочка вместе с папой изучала меню. Казалось, мнение каждого имеет значение. Они были близки и неразделимы, словно камни, скрепленные известкой. Наблюдая за ними, Лейла испытала такую внезапную и резкую боль, что ей пришлось опустить глаза в страхе, что ее зависть отразится на лице.

Тут снова появился официант, с новым самоваром и чистыми чашками.

Дядя схватил чашку, глотнул и с отвращением сморщил губы.

– И вы называете это чаем? Он и не горячий вовсе! – проревел дядя, наслаждаясь новообретенной властью над этим порядочным, скромным человеком.

Проседая от раздражения дяди, словно гвоздь под молотком, официант принес щедрые извинения и помчался назад. После достаточно продолжительного времени он явился с новым самоваром – на этот раз настолько горячим, что от него расходились бесконечные завитки дыма.

Пока он разливал чай по чашкам, Лейла заметила, что кровь отлила от лица мужчины – настолько усталым он казался. Усталым, но при этом до отвращения покорным. Именно в этот момент в его поведении Лейла распознала такое знакомое чувство беспомощности, безоговорочную покорность перед властью и авторитетом дяди, в которых, больше чем кого-либо, можно было уличить именно ее. Внезапно она вскочила и схватила чашку:

– Я хочу чая!

Прежде чем кто-нибудь успел что-то сказать, Лейла сделала глоток, обварив себе язык и нёбо так сильно, что в глазах проступили слезы. Однако она все-таки проглотила жидкость и криво улыбнулась официанту:

– Великолепно!

Мужчина нервно поглядел на дядю, а потом снова на Лейлу. Он быстро пробормотал «спасибо» и исчез.

– Чего это ты творишь? – спросил дядя скорее с удивлением, чем с раздражением.

Мама попыталась сгладить углы:

– Ну, она просто…

– Не защищай ее, – вмешался баба́ . – Она ведет себя как сумасшедшая.

У Лейлы сдавило сердце. Вот она, действительность, у нее прямо перед глазами, она все время чувствовала это, но убеждала себя, что все по-другому. Баба́ встал на сторону дяди, а не дочери. И так будет всегда, поняла она. Первое побуждение отца – помочь своему брату. Лейла прикусила нижнюю губу, которая потрескалась от этой привычки. И только позднее, намного позднее, она по-настоящему задумается об этом моменте – вроде бы краткий и незначительный, он предвещал все то, что ждало ее впереди. Ни разу в жизни она еще не чувствовала себя настолько одинокой, как теперь.