Игорь Рыбинский - Графиня Монте Карло

Аня видит все это, когда закрывает глаза и когда вновь открывает их. Это происходит и ночью, и днем. Это будет длиться всегда — потому что у вечности нет дня и нет ночи, нет начала и нет конца, нет рождения и смерти. Зачем нужна такая страшная вечность? И нет никого рядом, чтобы обнять и утешить. Нет мамы и нет отца, который оказался ненадолго так близко. И так поздно.

— Папа! — шепчет Аня.

И не может пошевелить рукой, чтобы взмахнуть и позвать кого-нибудь, кто увидит ее, раз все вокруг ничего не слышат.

— Очнулась, милая.

Русская княгиня тоже здесь. Значит, и она умерла.

— Бабушка, — шепчет девушка, — я люблю тебя.

— И я тебя, милая, — шепчет старуха и плачет.

Неужели и там есть слезы — в том мире, которого боятся и на который так надеются.

— Бабушка, — пытается улыбнуться Аня, чтобы только остановить ее слезы, — я твоя внучатая племянница. Мой отец был сыном твоего брата, которого ты потеряла и долго искала потом. А он был рядом — на Васильевском, в приюте возле Покровской больницы.

— Я была там, — удивленно выдохнула старуха, — но мне сказали, что брата там нет.

— Ты искала Ваню Федотова или Ваню Барятинского, а его записали Шарманщиковым. Он даже видел тебя в окно и кричал, и звал тебя, плакал, но ты не слышала. Села с подругой в пролетку и поехала в приют Общества человеколюбия.

«Откуда я все знаю это? — удивилась Аня, — ах, да, я же в Вечности, где нет никаких тайн.»

— Так было, — удивляется старая княгиня, — мы объехали все приюты, спрашивали в участках и у квартальных надзирателей, и никто ничего не мог сказать. Но ты-то, милая, откуда знаешь?

— Я же твоя внучатая племянница, — смеется девушка, — я — Анна Константиновна Барятинская.

Как больно смеяться на том свете! Сюда попадают лишь очень серьезные люди.

Старуха наклоняется, ее лицо совсем близко, можно разглядеть каждую морщинку или искорку в ее голубых глазах.

— А что стало с моим братом?

— Он стал вором. Он стал самым уважаемым вором. Берия назвал его королем воров и подарил жизнь. Когда на Колыме в лагерях воры и ссученные начали резать друг друга, лагерное начальство лишь потирало руки: это ведь какая экономия на питании! Но сначала резня началась в одном бараке, потом в одном лагере, а потом и во всех. Никто не мыл золото на прииске: все убивали друг друга. Пригнали войска, начались расстрелы, но золота от этого больше не стало. И тогда начальник Колымлага сам приехал к Шарманщикову: останови! На волю отпущу!

— Не надо, — ответил король воров, — мне везде воля.

Попросил только лошадь и сани, чтобы ехать по зонам. И остановил убийства. И минуты не говорил. Все разошлись по баракам. А потом пришли солдаты. Стали выявлять зачинщиков, выбирая самых уважаемых. Собрали и повели расстреливать.

— Эх ты, — крикнул один из воров Шарманщикову, — сдал нас. А говорил, что в расход никого не пустят.

Иван Иванович разделся до пояса и пошел к стене барака к остальным. Проходя мимо генерала, сказал ему:

— Только меня замочишь лично ты. И самым первым.

— Хорошо, — засмеялся генерал. Достал из кобуры «ТТ», подошел к знатному Вору, вскинул руку и нажал на курок.

Осечка.

Нажал еще раз.

Осечка.

Потом еще и еще. Восемь раз щелкал пистолет вхолостую.

— Что за ..? — сказал начальник лагеря.

Достал обойму. Осмотрел — нормальные вроде патроны. Направил пистолет на Шарманщика. Щелк! Опять выстрела нет. Посмотрел генерал на ствол, нажал на курок и упал. Пуля попала ему в переносицу, а пороховой заряд выбил оба глаза. Увидели это солдаты, попятились. А воры и вовсе на колени упали. Сели солдаты на машины, укатили, прихватив с собой труп генерала.

А резня в лагерях прекратилась. Пошли зеки золото мыть — свободу себе зарабатывать. Все вроде и хорошо, но как-то не так. Не по себе начальству, а убивать Шарманщика страшно, вдруг снова бунты начнутся.

Прилетел в Москву кто-то из Магаданского управления лагерей, его к Берии привели. Он Лаврентию Палычу все как было рассказал.

Тот посмеялся и говорит:

— Мне, что ли, на Колыму ехать? Одного Вора расстрелять не можете.

Вернулся тот начальник в Магадан, а следом телеграмма:

«Пусть живет этот Шарманщик ТЧК Пусть правит своим королевством ЗПТ лишь бы в политику не лез».

За окном яркое солнце. Что-то стучит по подоконнику. Незнакомая комната и такой яркий свет. И человек в белом халате.

— Доброе утро, синьорина графиня, — говорит врач, — как чувствуете себя?

— Голова болит и говорить больно, — отвечает Аня.