Игорь Рыбинский - Графиня Монте Карло

Все детали тогда утрясли уже без переводчика. Не потому что Аня оказалась слишком нервной — отнюдь нет, просто были подробности, которые лучше было обсуждать один на один. Тем более что Саша немного базарил по-английски. Все понимали, что наличкой с казино получать не было смысла, и потому договорились перевести выигрыш на банковский счет и встретиться в Швейцарии, тем более что до ближайшего швейцарского города — Мартиньи не более двухсот километров. Тихий городок в горах, и там тоже есть банки, где можно получить наличными двадцать миллионов долларов и отдать алмазы. Тепеш, правда, вспотел, услышав это, и с его эспаньолки пот капал на пол, но Ван Хенессен сказал, посмотрев в глаза Шарманщикову:

— Я верю этим людям.

Потомок румынского вампира знал, что нельзя верить никому, когда речь идет о сумме больше чем тысяча франков, а тут двадцать миллионов, к тому же долларов. Но он боялся не только потерять свою долю, он еще больше боялся что-либо сказать, потому что молчаливые люди живут, по статистике, дольше. Ван Хенессен продемонстрировал алмазы, которые хранил в своей квартирке, к которой Тепеш, кстати говоря, не имел никакого отношения. Ханс просто вышел из комнаты, а потом вернулся с кожаным африканским кошельком. Потянул за тонкий ремешок, а потом перевернул кожаный мешочек над столом. И оттуда стук, стук, перестук высыпались голубоватые стекляшки — ровно сорок девять штук. Шарманщиков взял один из камушков, подержал его на свету, потом провел по стеклу своих часов, после чего там остался глубокий надрез.

— В Якутии таких нет, — признал Константин Иванович, — будем брать…

Но теперь об этом никто не вспоминал. Прошла неделя, и все изменилось. Даже погода. Зарядил нудный нескончаемый дождик, листья с деревьев за окнами начали быстро осыпаться. Это, конечно, не радовало, а то, что на швейцарский счет сыпались деньги, тоже казалось природным явлением, на которое два человека, застрявшие в чужой резиденции, повлиять никак не могли. Счет был открыт уже давно, только теперь он принадлежал итальянской фирме «Анна Оливетти Компани».

«Бентли» миновал границу, проскочил Монако, вышел на трассу, ведущую в Тулон и Марсель.

— Сверни! — приказал Шарманщиков.

Они вновь оказались на площадке, с которой лет сто назад вместе с Аней любовались видом на Сан-Тропез. Старик сам открыл багажник, вывернул содержимое двух чемоданов вовнутрь машины, взял у Саши зажигалку, попытался поджечь рубашку — она кое-как начала тлеть, наконец показался огонь. Саша бросил на кучу белья подожженные им рекламные проспекты отеля, карту Ривьеры и книгу, оставленную Аней, — «Счастливцы с острова «Отчаянья», после чего завел двигатель и столкнул машину с обрыва. Раздался удар и почти сразу мощный взрыв.

Они шли в сторону Италии, но не добрались даже до Монако, когда их обогнали несколько полицейских машин. Небольшой кортеж проскочил мимо, но, не проехав и ста метров, остановился. Из автомобиля начали выходить полицейские. Шарманщиков и Саша не спеша приближались к ним, а когда оставалось несколько шагов, из-за спин людей в черной форме и со смешными шапочками на головах выскочил человек в штатском, который произнес по-русски:

— Господа, прошу сесть в наши машины!

Трудно понять людей, которые карабкаются по отвесной стене высочайшей горной вершины или отправляются на шлюпках в кругосветное плаванье — какая от этого выгода? Слава, всемирное признание, богатство? Вряд ли! Может, они хотят просто испытать чувство опасности — оказаться в пространстве, в котором все переполнено страхом, даже дышать приходится им вместо воздуха. Нет ничего ужаснее и удушливее подобной атмосферы, а если и есть, то только запредельная духота, название которой — большой бизнес. Те, кто, проклиная свое существование, вкалывают за гроши, не знают, какое счастье вернуться домой голодным, но живым. Ночь, постель с продавленным матрасом, жена, которую боишься обнять, и ее голос из темноты:

— Я сегодня Толстосумова встретила. У него «мерседес», между прочим.

А потом вздох:

— А ведь он звал меня замуж!

Тьма вокруг, и утро не приносит ясности: тусклый свет делает жизнь еще более тусклой. Жена, проклинающая свой выбор, малолетняя дочь, мечтающая о красавцах-миллиардерах, или сын, ненавидящий родителей за то, что они не воруют и не грабят. «Я просто хочу жить как все, — орет он, — ходить в казино и в ночные клубы!» Все мечтают о хорошей жизни, только некоторые отгоняют эти мысли, как муху, крутящуюся возле головы, а другие проклинают собственную судьбу и время, ее пославшую. Но ничего еще не ясно и ничего никому не обещано. Судьба может вспыхнуть, а может сломаться, как спичка об отсыревший коробок. Она может разжечь костер, может согреть, но ею можно ковырять в зубах в ожидании перемен, которые никогда не наступят.