Буш кивнул понимающе. Проходя мимо рядов, он тоже, как и Чубакка, присмотрел себе очаровательный маленький чайничек из прозрачного зеленого нефрита. Он хотел бы взять его на память, но что-то не видел рядом продавца. И вообще, как уже говорилось, людей вокруг почти не было, если не считать небольшого количества лам и послушников-хувараков, которые сновали туда и сюда по каким-то своим надобностям.
– А сегодня что – выходной в монастыре? – спросил Буш.
– Почему вы решили? – удивился Хабанера.
– Да вот, ни верующих не вижу, ни торговцев. Одни монахи.
– А зачем вам, высочайший, нужны какие-то там дурацкие верующие, не говоря уже о вонючих торговцах? – ввязался в разговор Мышастый.
Базилевс только плечами пожал.
– Ну вот я бы, скажем, купил бы тут чего-нибудь, – сказал он с легким неудовольствием.
– Что, например?
Буш указал пальцем на нефритовый чайник. Мышастый тут же взял чайник и решительно протянул его базилевсу.
– Он ваш. Считайте этот сувенир подарком от Будды.
Буш помялся немного, но чайник все-таки взял. На улице было сыро и холодно, заметно ниже нуля, поэтому он ждал холодного каменного ощущения в пальцах. Однако чайник был теплым, словно недавно его сняли с огня…
Шагом не слишком быстрым, но решительным миновали они маленький деревянный Майдарин-сумэ, возведенный в честь будды грядущего Майтрейи, затем прошли красного кирпича тантрический храм Жуд-дуган, с двумя золотыми львами у входа, которым, похоже, снились страшные и сладкие сны. Проскочили гостиницу и на миг задержались у желтенькой с зеленой крышей и наличниками резиденции хамбо-ламы, но не того, который Брахман, а нынешнего начальника монастыря. Подивившись, как похожа резиденция на пряничную русскую избушку, бросили беглый взгляд на белые ступы-субурганы и перешли прямо к дворцу хамбо-ламы Даши-Доржо Итигэлова. Здесь они и остановились, с легким ужасом и благоговением взирая на высокий красный терем.
– Пришли, – сказал Мышастый дрогнувшим голосом. Кажется, начал волноваться даже железный триумвир.
Буш немного удивился, что обход-гороо остался незаконченным.
– Наша цель, высочайший, – хамбо-лама Итигэлов, – объяснил Хабанера, – остальное, если захотите, можем посмотреть потом… Если потом, конечно, настанет.
Последнюю фразу он произнес совсем тихо, но Буш услышал, посмотрел на него вопросительно.
– Вы же не думали, потентат, что разговор с абсолютом – дело простое и безопасное? – наклонившись сзади к его уху, прошептал Мышастый, и Буш вздрогнул.
Прежде чем войти во дворец, они все четверо по очереди выполнили положенные простирания. Пока Буш глядел, как неуклюже простирается на деревянном помосте Мышастый, пребывавший, очевидно, в неважной физической форме, в голову ему пришла внезапная мысль.
– Я вот о чем подумал, – тихо сказал он Хабанере. – Ведь мир, судя по всему, висит буквально на волоске. Что будет, если какой-нибудь ненормальный проберется во дворец и, ну скажем, ударит хамбо-ламу по голове дубиной? Наш мир погибнет?
– Нет, – так же, шепотом, отвечал ему Хабанера. – Во-первых, лама сидит в специальном стеклянном саркофаге. Во-вторых, его там на самом деле нет. Это только его проекция в наш мир.
– А где же сам лама?
– Точнее всего, я думаю, было бы назвать это место «Нигде и Никогда».
– Так зачем же мы пришли, если ламы здесь нет, только его проекция?
– С проекцией тоже можно иметь дело, – отвечал Хабанера, неожиданно подмигнув.
Мышастый закончил простирания и о чем-то негромко переговаривался в стороне с Чубаккой. Где-то далеко за ними, неистребимые, как тараканы, торопливыми тенями мелькали ламы и послушники.
– Я, кажется, понял, почему здесь безопасно, – сказал Буш, провожая глазами одного особенно толстого ламу, который, несмотря на лишний вес, передвигался с удивительной скоростью. – Сами монахи тут и служат охранниками, так ведь?
– И так, и не так, – улыбнулся Хабанера.
Базилевс посмотрел на него внимательно. То ли лысый вид, то ли вся атмосфера монастыря каким-то странным образом изменили триумвиров. Теперь в них не было ничего удивительного, мистического, они казались совершенно обычными людьми, даже простоватыми немного, усталыми, рассеянными.
– А почему местом своей проекции Итигэлов избрал буддийский дацан? Почему не христианский храм, например?
– Я думаю, – сказал Чубакка, прищуриваясь на какой-то, видимый одному ему, предмет где-то вдалеке, – я думаю, это потому, что Христос только один, а вот буддой может стать всякий. И не только может, а должен. Или если не буддой, то как минимум архатом. Вот почему он здесь. А может быть, по привычке, все-таки же сам Итигэлов, до того как стать Брахманом, был ламой. Кто его знает, темна вода во облацех.
Читать дальше