Алексей Винокуров - Темные вершины [litres]

– Интересно, – проговорил он медленно, – а где же тут подпись базилевса?

И без всякой паузы сильно толкнул Буша в спину. Сердце его ухнуло в холод, в пустоту, а следом за сердцем ухнул и он сам. Первой мыслью полыхнула обида: он не ждал от Чубакки такой подлости. Но ветер, бьющий в лицо, летящие вверх этажи быстро задули обиду, не до того стало – дневи довлеет злоба его.

Он падал вниз камнем, кирпичом, холодело сердце, осыпались с него крошки ужаса… И вдруг за спиной дрогнули и затрепетали крылья. Он было воспрял духом, но стало только хуже – теперь он не просто падал, а падал, вращаясь вокруг своей оси, перед глазами мелькали стены, земля, снова стены, не успевал поворачивать голову, да и толку не было… Пропасть заглатывала его, тянула в себя, гудя и ускоряясь.

Его охватило отчаяние, мысленно он воззвал к Чубакке, закричал безголосо:

«Ты же сказал, что они мне в самый раз! Клялся, что они меня поднимут!»

Хладный вакуум вдоль стен небоскреба ответил ему голосом триумвира:

«Они модифицированные… Как прыгнешь, дернешь за кольцо. Это дополнительное раскрытие, площадь увеличится, полет замедлится, станет более управляемым…»

Кольцо! Он стал судорожно искать пальцами проклятое кольцо, а этажи все падали и падали вверх. Наконец нащупал скользкий пластиковый кружок, рванул что было сил. Оторвал, держал кольцо в окаменелых пальцах – сиротливое, отдельное, ни на что не способное…

Завыл от ужаса, от безнадежности, но крылья уже встрепенулись, дернулись, раскрываясь, раскладываясь в пустоте… что-то толкнуло его, схватило и потащило вверх.

Он едва успел опереться на пространство, развернувшееся под ним, встать на крыло – и беспорядочное вертлявое падение сменилось медленным полетом.

Он летел, парил над городом, а под ним плавно проплывали жилые дома, магазины, узкие улицы, укупоренные пробками подземных переходов, бульвары с мамашами, катящими коляски, старичками, забивающими козла, хипстерами на привязных колесах, поедающими третью порцию мороженого. Так давно, казалось ему, он не видел этого – обычной, простой человеческой жизни, целая вечность минула с тех пор.

Взревывали, пугая сизарей, тяжелые грузовики, разбитые рыжие автобусы очумело неслись по выделенной полосе, отпихивая чадящие автомобили, цокала копытами вывалившаяся из прошлого тысячелетия гнедая лошадь, отмахивалась хвостом, нервно дергала головой, откидывала челку с глаз, возница на привязанном к ней древнем трехколесном мотоцикле не бил кнутом, уговаривал лапушку ехать, не тормозить, а уж до дома доберемся, там все будет – и хлебушек свежайший, буханками, и овсяное печенье, и водица свежая, студеная, прямо из водопровода.

Наконец, пролетая над площадью низко-низко, только что деревья не задев, он увидел под собой хранителя в черной форме. Хранитель был маленький, тщедушный, может, вчера из училища, волосенки рыжие, редкие, говорил в рацию что-то серьезное. Буш против воли подумал, что такой бы вполне сгодился базилевса изображать – как там было сказано Хабанерой: «Каждый десятый относится к фенотипу и способен». Но, пока Буш летел и примеривал маленького хранителя на свое место, тот поднял глаза и увидел летящего над собой ангела – в белых крыльях и с бессмертным лицом базилевса. Лицо тщедушного дрогнуло от радости, он приподнял пистолет и тщательно, как на стрельбище учили, в ангела прицелился…

Чубакка все еще стоял на краю здания «Коалиции», смотрел вниз, вслед базилевсу. Когда крылья раскрылись и Буш начал мягко планировать над домами, на лице его наконец расцвела хмурая улыбка. Ветер, налетевший снизу, выбил слезу из рыжего глаза, она затрепетала и застыла на лице, иссохла, растворилась. Подошедший полковник угрюмо играл желваками, но не решался сделать последний шаг, взять триумвира за руку: ему тоже было страшно.

В кармане у полковника ожила рация – потрескивала, хрипела, откашливалась.

– Слушаю, триумвир, – почтительно сказал полковник.

– Дай-ка мне его, – сказала рация, как будто могла не только слышать происходящее силою радиоволн, но и различать чудом телевидения.

В ладонь Чубакки услужливо лег черный передатчик.

– Глупо, Рыжий, ах как глупо, и, главное, чего ради? – заговорил передатчик голосом Мышастого.

Чубакка только плечами пожал.

– Так ты бы все равно… – отвечал он. – Я же понимаю, что не жилец. Предать, не предать, все равно бы ты до меня добрался. Три правителя на одном троне – это ведь перебор, да?