Алексей Винокуров - Темные вершины [litres]

И что он там найдет? Ничего. Потому что порвал с природой, забыл традиции, забыл семь предков по отцовской линии и восемь – по материнской. Не знает он жизни, не уважает природы. В лесу его первый же медведь сожрет, волк сожрет, барсук последний сожрет. Потому что в своем лесу и хомяк – медведь, а в чужом – и волк хуже мыши.

Но не верят городские в опыт, не верят в возраст, судят человека по погонам, по должности, по количеству денег в банке. Не каждый день река мусор приносит, но за год на целую плотину набирается. Так же и с людьми – здесь на шаг от правды отступили, там на несправедливость глаза закрыли, вот уже и горизонта не видать…

На душе сделалось горько, и, как всегда в таких случаях, вспомнился Лече родной аул, отчий дом, отец с матерью. Мама всегда говорила, что Леча добрый, простодушный, отец, любя в душе, звал его разными словами.

– Тебе, дураку, с такими взглядами надо было двести лет назад жить, – сердился отец. – Где ты набрался этих глупостей про справедливость, честь, благородство, выдержку? Откуда взялись все эти твои яхь, все эти юхь и все эти эхь?

– Не взялись, отец – всегда были, – почтительно, как и положено сыну, отвечал Леча. – Это наши традиции, во всех книгах пишут.

– Какие еще книги? – ворчал отец. – Знаешь, что народная мудрость говорит? Книги да устазы до добра не доведут. У святых своя жизнь, у нас, грешников, своя… Или, думаешь, книги позволят тебе на жизнь заработать, место дадут хорошее?

– Я хорошего места не ищу, у меня в сердце – адамалла, – говорил Леча. – Если в сердце истина, все само собой устроится.

Отец, не найдя, что ответить на такую глупость, махал рукой и в великом раздражении выходил из комнаты, мать только вздыхала. Но Леча все стоял на своем – со всем почтением, но твердо.

Родственники не раз ему предлагали теплое местечко в администрации района, звали даже в национальную гвардию, но Леча всякий раз отказывался. В администрации, все знали, сидел многоглавый змей-аждаха, прислуживали ему хвостатые черти-йилбазы из чиновников. За годы работы все человеческое из йилбазов выветривалось. Злобные, хитрые, лживые, они заставляли людей платить деньги за то, что им и так было положено по закону. Но черти стерегли закон от народа, не давали ему работать – только бы им деньги неси.

Не лучше дело обстояло и с национальной гвардией. Говорили про борьбу с врагами, а сами мучили и пытали невиновных. И не только пятую колонну какую-нибудь, те пусть, так им и надо – зачем не любят нашу родину? Но ведь пытали и мучили и простых крестьян, которые не то что предать родину, но и газету с трудом могли прочесть, не говоря о более тяжелых прегрешениях. За всеми государственными структурами смутно проступал, дрожал, чудился в неверном сумеречном свете единый страшный дракон. И казалось молодому чеченцу – он рожден, чтобы сокрушить этого дракона, вернуть на святую землю предков старые добрые традиции, честные и смелые рыцарские времена…

Неудивительно, что в конце концов Леча стал юкъйихкина – взял зарок рыцаря-къонаха. Об этом не знали ни мать его, ни отец, ни даже Мадина – девушка, которую он видел своей невестой. Никто не знал, один Леча знал, но никому не сказал.

В старину рыцарем становились, чтобы защищать слабых и беззащитных, выпрямлять кривду, восстанавливать справедливость. Леча хотел, чтобы знали все: нохча – не бандит, не террорист, настоящий нохча – это къонах, у него есть гIиллакх. Но как доказать это, если в глазах людей чеченец – это разбойник с автоматом? Силою его не победить, он сам всех победит, всех взорвет и расстреляет. Значит, единственный способ – добрый пример. А кто может послужить таким примером? Только он сам, Леча, других не видно.

Это, конечно, казалось глупостью – какой-такой добрый пример, кто станет смотреть, а тем более следовать ему? Всем известно, что нынешние люди не знают ни адамаллы, ни нохчаллы, ни, подавно, къонахаллы. Денег хотят, власти, стрелять-убивать, и только в этом видят честь и славу мужчины, гордость нохчи.

Но Леча понимал, что все не так просто. Зорким своим взглядом подмечал он, что и в современной молодежи, попорченной войной, деньгами, интернетом, гордыней, во всех этих безответственных, диких городских парнях с белыми от дурных веществ глазами живет все-таки частица древнего духа их предков – смелых и терпеливых, благородных и почтительных, не боящихся умереть, но превыше всего ценящих всякую жизнь. Такими были къонахи Средневековья, такими были старинные чеченцы – не злодеи, не воры, угонявшие табуны и фальшивые авизо, а люди чести, благородства и душевной чистоты. Таких людей помнили столетние старики в их ауле, много слышал Леча их дрожащих, седовласых, слезящихся рассказов.