Чжан Вэй - Старый корабль

Никак Цзяньсу не мог взять в толк, как можно быть таким твердолобым! Почему не стать техником, если так разбираешься в этом деле? И зарплата увеличится, и престиж другой! Но Баопу только головой мотал. Он любил покой. Цзяньсу же сомневался, что это правда.

На другой день после того, как он рассказал брату о случившемся на сушке, Цзяньсу снова въехал на своей повозке на грунтовую песчаную дорогу, которая вела к морской пристани. Повозка раскачивалась; прижимая плеть к груди, он вспомнил свои слова «как с другими, на языке плётки не поговоришь», ощутил в душе несравнимую горечь и принялся нахлёстывать лошадь. Дорога туда и обратно заняла около пяти дней, на обратном пути он издалека увидел «старые крепости» на берегу реки, возвышение древней стены и ощутил душевное волнение. Он остановился и первым делом пошёл проведать старшего брата. Но ещё на значительном расстоянии от мельнички заслышал грохот двигателя. Войдя в ворота и увидев все эти зубчатые колёса и ленту транспортёра, Цзяньсу остановился поражённый. В груди всё напряглось, и он спросил дрожащим голосом: «Кто это всё сделал?» Баопу ответил, что это Ли Чжичан и их дядюшка. Цзяньсу выругался и, ни слова не говоря, присел на корточки.

Много дней подряд ноги его не было на мельничке. Смотреть не хотелось на эти крутящиеся колёса, от которых рябит в глазах. «Пройдёт немного времени, — думал он, — и все мельнички, вся фабрика, всё будет механизировано. Вот уж действительно услужили на этот раз семье Чжао…» Он ходил взад-вперёд по отмели, залитой лучами вечерней зари, стараясь держаться подальше от всех этих мельничек. В закатной дымке издалека донеслись звуки флейты — это наигрывал холостяк Бо Сы, его флейта всегда пела пронзительно, пульсирующими звуками. Цзяньсу долго стоял на отмели. Он смотрел на неглубокие воды реки, вспомнил о дядюшке, который суетился вокруг Ли Чжичана, и чуть не выругался вслух, со щёлканьем нервно загибая пальцы.

Спустившись с берега, он направился прямо к дядюшке.

Тот жил довольно далеко от племянников, в пристройке, где обитал с тех пор, как вернулся из морей. Когда Цзяньсу подошёл туда, оказалось, что света в окнах нет, а дверь распахнута. Остановившись на входе, Цзяньсу учуял запах спиртного, услышал, как стукнула чашка о стол, и понял, что дядюшка дома.

— Это ты, Суэр? — раздался голос Суй Бучжао.

— Я! — откликнулся Цзяньсу и вошёл. Покряхтывая, Суй Бучжао сидел, поджав ноги, на кане, и наощупь зачерпывал вино чашкой.

— Славная штука — пить вино впотьмах, — пробормотал он и с бульканьем сделал добрый глоток.

Налил он и Цзяньсу, и тот выпил. Старик вытер рот рукой, выпив чашку, пил он шумно и звучно. Цзяньсу же, когда пил, делал это бесшумно. Вот вам и разница двух поколений. На корабле Суй Бучжао привык есть сырую рыбу, а водкой отбивал рыбную вонь. Цзяньсу обычно не пил совсем. Так они просидели за вином половину большого часа. Обида и ненависть, как пламя, полыхали в груди Цзяньсу. В это время Суй Бучжао уронил на пол чашку с вином и она разбилась. От этого звонкого звука Цзяньсу покрылся холодной испариной. А Суй Бучжао пробормотал:

— …Суэр, слышал, как Бо Сы на флейте играет? Наверняка слышал. Эта проклятая флейта которую ночь спать не даёт! Так полночи и брожу по проулкам. Помирать я, старый, собрался… Но ты об этом не знаешь, не знаешь!

Рука Суй Бучжао вцепилась в плечо племянника и с силой сжала. Цзяньсу аж обомлел. Что это на дядюшку нашло? А Суй Бучжао принялся тереть руками колени и неожиданно гаркнул прямо в ухо Цзяньсу:

— В семье Суй кто-то умер!

Оторопев, Цзяньсу уставился на него. В темноте он разглядел на лице старика две блестящие полоски слёз.

— Кто? — спросил он.

— Суй Даху. Говорят, на фронте погиб, наверное, так оно и есть… В Валичжэне лишь я один и знаю. — Старик говорил каким-то гнусавым голосом, будто в нос. Суй Даху хоть и дальний родственник, но всё же свой, из рода Суй. На душе Цзяньсу стало тяжело. А старик продолжал: — Славный парень. В прошлом году, когда он уезжал, выпивал с ним, восемнадцать лет всего, ещё усы над губой не пробились…

Снова донеслись звуки флейты Бо Сы, до того резкие, что казалось, язык играющего превратился в ледяшку. Под эти звуки перед глазами Цзяньсу возник смутный образ брата Даху. Всё, не вернётся больше Даху в Валичжэнь. Он слушал эти ледяные звуки, и его вдруг осенило: ведь мы все — валичжэньские холостяки! Холостякам и поёт песнь пронзительная флейта Бо Сы.

Суй Бучжао напился так, что свалился с кана. Поднимая его, Цзяньсу обнаружил, что тот в одних трусах и холодный, как лёд. Он взял старика на руки, как неразумного ребёнка.