Луиза Фейн - Дочь Рейха [litres]

Стены вдруг словно сдвигаются вокруг меня, словно хотят задушить, уничтожить. Интересно, а Карл знает, каким путем наш отец заполучил этот дом? Или ему все равно? В конце концов, ведь это именно он повернулся спиной к другу. Хотя не исключено, что у него просто не было выбора. И детской дружбе пришлось положить конец.

Я гоняю по тарелке жирный кусок курицы с картошкой. От ее запаха меня мутит. Сдвинув гарнир на край, я вилкой отделяю от курицы кусочек и тихонько скармливаю его Куши, который устроился под столом у моих ног. Песик благодарно молотит хвостом по паркету. Я глажу его пушистую голову.

– Герта, – прорезает молчание папин голос, – ты опять кормишь под столом эту псину?

– Нет, у меня нога зачесалась.

Я бросаю Карлу умоляющий взгляд, и он тут же поворачивается к папе. Мой брат – настоящий мастер отвлекающего маневра, жизнь с отцом его этому научила.

– Как думаешь, мне скоро дадут летать? – спрашивает его Карл.

– Понятия не имею, как там у них все устроено, в Люфтваффе, но твердо знаю одно: начинать придется с самых низов. Для начала тебя надо будет закалить. Дома ты не знал лишений и трудностей, сынок. Там из тебя сделают мужчину.

– Ну да, конечно! Я еще в гитлерюгенде доказал, что кое-чего стою. Или ты думаешь, что обершарфюрером становится любой бездельник?

Папа кивает своей большой головой, откидывается на спинку стула и куском хлеба подбирает с тарелки остатки жира. После чего звонит в колокольчик, который стоит тут же, на столе.

– Ты прав, сынок, но поверь мне, ты еще не знаешь, что такое настоящая жизнь. Гитлерюгенд – это всего лишь детские игрушки. Армия – вот где все будет всерьез. Рано или поздно начнется большая война. Чтобы победить в ней, нам придется стать жесткими, даже жестокими. Полная безжалостность к врагам – вот главный залог победы. Стоит лишь немного уступить – и мы проиграем. Но поражение для нас невозможно. – Из вазочки в центре стола папа берет зубочистку и начинает выковыривать ею остатки пищи, застрявшие у него между зубами.

В комнату входит Ингрид, и мы умолкаем. Собрав тарелки, горничная выходит.

– Может, – с натужной веселостью в голосе прерывает молчание мама, – не стоит огорчать мальчика раньше времени, а?

– А я не огорчаюсь, – отвечает Карл, твердо глядя на папу. – Я уже давно стал мужчиной, хотя ты и не считаешь меня таковым, папа. Но, вот увидишь, ты еще будешь мной гордиться.

Папа одобрительно крякает, а Карл расслабляет сведенные напряжением плечи.

– Я тоже хочу внести свою лепту, – пищу я. – Карл, ты помнишь, как в детстве я мечтала стать доктором? – (Карл кивает и улыбается.) – Так вот, я подумала, если война правда будет, то нам ведь понадобятся врачи, чтобы лечить раненых? – Теперь на меня смотрит не только Карл, но и мама с папой. – Может быть… – Голос у меня срывается, но я собираюсь с силами и продолжаю: – Может, вы разрешите мне поехать изучать медицину за границей?

У папы твердеет рот, мама поднимает брови. Все молчат.

– Ведь можно же, – упорно гну свое я, – получить образование за границей, и оценки у меня хорошие…

– Не говори глупостей, Герта! – обрывает меня мама. – Это абсолютно исключено.

– Хетти просто хотела сказать… – начинает Карл.

– Но почему? – перебиваю я брата. Обида и гнев затопляют меня изнутри, я не могу противиться их напору. – Я тоже хочу делать что-то важное.

– Самое важное для тебя сейчас, – с ехидством в голосе перебивает нас всех папа, – научиться помалкивать и знать свое место. Моя дочь никогда не будет работать, а тем более шастать по заграницам. Мы найдем тебе достойного мужа, но прежде научись держать язык за зубами. Кому ты нужна, такая болтливая.

– Но…

– Хетти!

Во взгляде мамы я читаю предостережение.

Воздух в комнате сгущается, дышать становится трудно. Наверное, я все же убегу с Вальтером. Прочь из этого дома, где больше не будет Карла, подальше от папы с его Крестовым Походом Морали и его большими, толстыми руками, которыми он по капле выдавливает из меня жизнь.

– Давайте выпьем! – провозглашает он, поднимая бокал вина, кроваво-красного в свете люстры. – За Карла и за его карьеру в Люфтваффе.

– За Карла и за Люфтваффе! – вторит ему мама, и они оба, не сводя глаз со своего сына, подносят бокалы к губам и делают глоток.

После ужина Карл идет в город попрощаться с другом. Мама подозревает, что у него есть тайная возлюбленная, но я-то я знаю, что никого у него нет. Иначе он рассказал бы мне. Мы всегда рассказываем все друг другу.