Александр Добровинский - Вы. Мы. Они. Истории из обычной необычной жизни

С годами и ростом благополучия страны в отдельно взятой еврейской семье из маленького пластикового мешочка вырос здоровенный куль, который сохранял, в отличие от племянника, тенденцию к стремительному утолщению.

Держать его на виду в гостиной было, конечно, престижно, но небезопасно. Куль надо было куда-то спрятать, и математические мозги хозяина начали интенсивно работать.

Фима жил в большом доме с огромным садом и хорошо знал милицейские уловки. Было понятно: если кто-то настучит на подпольного миллионера, первое, где начнут искать клад, – это дачный участок. Так как дело происходило одновременно в Советском Союзе и в Одессе, то Фиме пришла в голову не очень простая идея. После недолгих поисков на центральной клумбе сада Раппопортов вырос средних размеров памятник Ленину. Очумевшая от такой новости семья, включая нас с мамой, съехалась со всей страны посмотреть на сидячего альбиноса Ильича в пальто нараспашку от портного Зингера. Отдельный интерес для всех представлял родственник Фима, у которого с головы должна была от денег съехать панамка. Гордый обладатель памятника выдержал весь шквал реплик и насмешек молча, как статуя Ришелье, и даже не прогнал кошку Вагинку, уютно пристроившуюся на коленях у лидера большевиков.

– А он у тебя летом в лапсердаке не вздрогнет, вспотевши?

– А шо, лепили уже со старой тети Песи с овощной базы? Шо-то мне знакома интонация этой лысины…

– Мавзолей уже построй на следующий год у тещи. Он туда ходить ночами будет. А нет – так теща сама ляжет, не пропадать же гхраниту.

– А на Суккот ты ему шалаш на гхолову наденешь?

Володя, муж одной из моих двоюродных сестер, не понял юмора. Недоумку объяснили, что в осенний праздник Суккот евреи должны сидеть в шалаше и что «если его взяли в приличную семью, то пусть он уже постоит около синагоги и подучится тому, чему там можно подучиться, а то на его зарплату жене даже стыдно взять любовника на глазах у всего города. А обманывать в нашей семье как-то не привыкли».

Когда все расселись за столы, слово взял хозяин Ленина. Для конспирации Фима заговорил на русском через идиш:

– Стойте там и слушайте сюда, дорогие припоцанные родственники. Я имею сказать важную многочленную теорему.

Дальше до изумленных родственников стал доходить замысел математика. На случай, когда (хотя хотелось бы, чтобы этого не было никогда) нехорошие люди придут с постановлением на обыск, то из сокровищ они смогут найти только киску Вагинку и малых голландцев, в которых они разбираются приблизительно так же, как и во французском революционном фарфоре. Ни у одного мента не поднимется рука залезть застывшему Ленину в тухес [ «задница», идиш] за бриллиантами или в его гениальную копф [ «голова», идиш] за золотом. Действительно, представить себе в 1970 году какого-нибудь лейтенанта, который лопатой разносит черепушку дедушке Ленину, чтоб найти там много денег, да еще на его столетний юбилей, было довольно сложно. Не говоря уже о психологических трудностях неопытных проктологов из МВД и моральной подоплеке поиска драгоценных каменей в жопе Ильича.

Семья, включая всех профессоров разных кафедр, аплодировала Фиме стоя.

Год спустя после презентации памятника это была по-прежнему тихая улица одесских дачных пригородов, где не так часто чавкали даже машины. А тут… Тихий ужас громких звуков. Барабанный бой с несанкционированной трубой! Я быстро оставил вчерашний клюквенный морс с чаем и местной минеральной водой «Куяльник» в туалете, обочкарился и тревожно распахнул занавески.

Окна моей комнаты на втором этаже Фиминой дачи как раз выходили на спину супруга товарища Крупской.

Однако в настоящий момент обитателям дачи было совсем не до Владимира Ильича в Разливе. Перед дачей, вернее, перед забором стоял отряд пионеров с хрипящим горном и пожилым барабаном, плюс очень хорошенькая молодая девушка с красным галстуком, отделявшим загорелое лицо от красивой груди, и Лева, известный одесский хохмач, дальний родственник Фиминой жены.

– Товарищ Раппопорт, не зачинайте калитку, советские пионеры хочут присягнуть бриллиантовому уму и золотой усидчивости дедушки Ленина.

Позже выяснилось, что Лева за червончик уговорил начальника близлежащего пионерлагеря провести линейку с горном и барабаном у некого «истерического» памятника.

Семья Фимы с юмором была на «ты» и ноздрями мух не ловила. Глава клана начал торговаться по поводу левых пионеров без флага, попросил девушку подержать на руках кошку и крикнул «племяннику-студенту» из Москвы спуститься вниз, чтобы успокоить волнующуюся у пионервожатой Вагинку.