– Большой – чего?
– Чего? – переспросил я.
– Чего! – подтвердил Артём. – ПС или ВО… – он даже не хотел подкалывать меня. Уточнил.
– ПС или ВО? – переадресовал я вопрос мужику, не задумываясь над смыслом аббревиатур.
– Молодой человек, Васильевский, – вылупил он на меня глаза. Вот что означало ВО…
– Совсем уже, – бормотал непонимающий мужик, похлопывая по колену свёрнутой в трубочку газетой.
– ВО, – сообщил я Артёму. – Тут говорят – «совсем уже», – проговорил я так, чтобы мужик услышал.
– Конечно, совсем, – подтвердил Артём. – У тебя размер какой?
– Я тебе ключи от дома дам. У меня там старые кроссовки…
– Я говорю – размер какой? – повторил он устало. Как будто бы я был непонимающим ребенком.
– Сорок шестой…
– Мля, ну и лапа, – отвлёкся он. – А роста в тебе сколько?
– Тебе зачем? – испугался я. Может, ещё больничный балахон мне привезёт…
– Гроб тебе закажу, – расхохотался он. – Ладно. Жди… Сигарет – тебе блока хватит?
– Спасибо, – даже растрогался я.
– Да пока не за что, – рассмеялся он.
Когда я отходил от автомата, мужик в спортивном костюме поглядел на меня косо и пристально.
Мой новый знакомый, товарищ по несчастью и перекурам Михаил был фигурой замечательной. Хотя бы тем, что ни о чём не спрашивал. Наверное, можно было обронить в разговоре мимоходом: «А я, знаешь ли, с Марса», и он благородно принял бы сообщение как факт. Более того, потом спросил бы что-то наподобие: «А как там у вас на Марсе с сигаретами? – и, получив ответ, насупил бы брови: – Вот ведь, а!»
Сам рассказывал нехотя, хотя если уж рассказывал – то с жаром. Разгонялся в рассказе долго.
Я его спрашивал:
– Мишка! Как тебя угораздило? – у Михаила случился микроинсульт.
– Да, – нехотя начинал он, – упал.
– А-а, – реагировал я, предположив, что Михаил просто не хочет рассказывать подробности травмы.
– Упал, – продолжал он, – по пьяни…
– Ну да, – подтверждал я. Мол, по пьяни – да, такое возможно.
– С высоты… – тянул он.
Я просто кивал.
– Пятого этажа, – вдруг заключал он и тут же, с жаром: – Рассказать, как это было?
Первоначальная меланхоличность слетала с него мгновенно. Он рассказывал – я же искренне веселился.
Возвращаясь из курилки, я услышал голос Артема в палате.
Артём по-хозяйски сидел на моей койке, уперев в колени острые кости локтей, скинув свою «Алабаму»…
– О-о-о! – отреагировал он на мою разбитую физиономию. – Ну что, писатель… Рассказывай, как тебя сюда угораздило… – поприветствовал он меня. – На, – он протянул мне два бумажных пакета с верёвочными ручками.
Я взял пакеты, поставил их на тумбочку.
– Привет! Покурить спросили…
– Что, так и сказали – покурить?
– Ну почти… – мне не хотелось вспоминать подробности. Вспоминая их, я всё время возвращался к мысли о том, что надо было делать, чтобы избежать побоев. И приходил к выводу, что надо было бросать рюкзак и бежать. Или бросать и защищаться… В общем, всё понятно было только с рюкзаком. А вот на вопрос – брошу ли я рюкзак, если такое повторится, я отвечал себе упрямое «нет» и не мог сказать почему!
– Из боевых потерь – рюкзак со жратвой и сотрясение мозга.
– Кости целы?
– А что с ними будет…
Артём указал глазами на пакеты:
– Давай-ка померь. А то менять придётся.
Я заглянул в пакет побольше. На его дне помимо апельсинов и кефира обнаружил свёрток…
Я развернул хрустящую целлофановую упаковку. Ещё пахнущие магазином обуви, резиной и кожей, мне на колени выпали новенькие фирменные тапочки для бега. Изящные даже в сорок шестом варианте.
– Ну померь, – подначивал Артём. Так, будто сам получал удовольствие от примерки тапочек.
Я всунул ноги в лёгкую обувь. Затянул шнурки.
– Скороходы… – констатировал я. Несмотря на ещё не ушедшую головную боль, мне захотелось подпрыгнуть.
– Устраивают? – прокаркал Артём, довольный, кажется, не меньше меня.
– Сколько? – зная ответ, спросил я. Зная ответ и зная, что ответ этот будет мне неприятен.
Сейчас было очевидно то, что ещё вчера казалось мне какой-то постыдной мыслью. Мыслью-ошибкой… Вместо того чтобы испытывать благодарность к птицынским поступкам, я, о ужас… Чувствовал отторжение! Отторжение, грозящее перейти в слово созвучное, из которого выбраться будет ой как сложно… Отвращение…
Я ощущал себя птицынским проектом. По крайней мере, до тех пор, пока я не сделаю что-то неудобное. В меня удобно вкладывать деньги, а точнее – оставшуюся от красной икры сдачу.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу