Наталья Осис - Солнечный берег Генуи. Русское счастье по-итальянски

Бар — это, конечно же, не show me the way to the next whisky bar. «Барами» итальянцы называют то, что мы называем «кафе». И слово «кафе» есть в итальянских словарях, но оно почти вышло из обихода из-за абсолютной омонимии со словом «кофе» — оно по-итальянски звучит как «кафе», и использовать его в обычной речи очень неудобно. «Пойдем в кафе выпить кафе» или «выпьем в кафе кафе?» — нет, так не могли обойтись итальянцы со своим прекрасным языком. Пришлось и мне называть кафе баром, хотя, конечно, мне не очень нравится беспокойство в бабушкиных глазах, когда я говорю ей: «и тогда мы повели Петю в бар…».

Тут, конечно, не только сила привычки срабатывает, но и различие определяемых предметов.

Кафе — это «Кофемания» на Никитской, например; сидеть за завтраком в приятной компании на удобном диване, и чтобы за стеной валил снег, есть вперемешку тосты, кашу и яичницу, и дети в детском саду, и на работе еще полчаса подождут, а вы не могли бы нам принести еще чайничек зеленого чая с мятой?..

Итальянские бары-кафе — очень разные, но большинство из них вообще не рассчитано на то, чтобы сидеть за столиком; разве что старушка какая присядет, чтобы выпить не спеша капучино. Кафельная плитка на стенках, деревянный прилавок, к которому не пробиться, да и не надо — кофе тебе передадут, как билетик в автобусе. Как правило, все друг друга знают, потому что в некотором смысле это и есть автобус — в одно и то же время определенные люди идут на работу и пересекаются в определенном месте, зажатые в узком пространстве. Там же, стоя на одной ноге, можно пролистать свежую газету, а потом бежать на работу, со звоном припечатав монету о прилавок — кофе в этой благословенной стране стоит обычно не больше одного евро.

В промежутке между кофе и обедом любой приличной и даже очень активно работающей женщине надо пробежаться по продуктовым магазинам, потому что супермаркет — это очень и очень не круто. Ходить надо — к мяснику, булочнику, зеленщику, торговцу рыбой и к другим владельцам маленьких специализированных лавочек.

Лавочки эти называются «негоции», а их владельцы — «негоциантами». Только ради этого волшебного слова — негоцианты — стоило изменить московской привычке по-быстрому купить всё в одном месте и не париться.

Познакомившись поближе с генуэзскими лавками, я стала думать, что экскурсии надо было бы водить не по дворцам и музеям, а по этим маленьким магазинчикам, переступив порог которых, так легко представить себе негоциантов, одетых в камзолы генуэзского бархата, принимающих товар, только что доставленный из Старой Гавани: губки, вина, соль, ткани, специи… Статная генуэзская матрона придирчиво рассматривает товар, поодаль топчется служаночка с корзинкой, а негоциант с достоинством, не спеша, о своем товаре рассказывает…

В смысле «не спеша» здесь за последние пятьсот лет ничего не изменилось. Например, только на покупку сыра в самом правильном магазине исторического центра Генуи надо планировать как минимум полчаса. В этом, видимо, есть своя логика: сэкономив время на завтраке, потратить его на приобретение благ в старом стиле, или all’antica, как говорят итальянцы.

У мясника, к которому я теперь хожу, старая-престарая лавка с фотографиями то ли деда, то ли прадеда за тем же прилавком. Прилавок сделан из каррарского мрамора. На свободном пространстве расставлены креслица: можно сумки поставить, а можно так — присесть, поболтать. Свободное от фотографий дедов и прадедов пространство на стенах завешано афишами симфонических концертов. Мясник непременно спрашивает своих клиентов, что́ они будут готовить, и острейшим ножом разделывает заказанное мясо на нужные кусочки. Напротив него под старинными часами с боем сидит за кассой жена и поддерживает светскую беседу с посетителями. В горячие часы на подмогу приходит дочь — длинноногая, большеротая, с быстрыми и веселыми глазами. У мясника есть стандартная шутка: когда я объясняю ему, сколько мне нужно кровяной колбасы (она традиционно меряется длиной, а не весом), он просит «подержать размерчик» — в смысле размахнуть руками и показать сколько. Отрезанное он соизмеряет с размахом моих рук — и радуется как ребенок, что снова попал тютелька в тютельку.

Продавец чая и кофе, напротив, всегда серьезен. Они с женой считают меня француженкой (это распространенное заблуждение — и всё из-за моего «р»), несмотря на мои неоднократные объяснения, и он неизменно сообщает, что немецкое варенье — при всём уважении ко мне — лучше французского конфитюра (лучше всего, конечно, русское вишневое варенье — да где ж его взять?). В лавочке штук двадцать сортов кофе (это мало, конечно, но и лавочка сама маленькая) и два сорта чая. О чае традиционно читаю лекцию. Кивают, слушают и в конце концов доверительно сообщают мне, что они уже и сами прониклись, и что если в зеленый чай добавить цветов шиповника, сухофруктов и вот этого меда, синьора (заговорщически подмигивает), то даже и ничего — можно пить.