Хэзер Уэббер - К югу от платана [litres]

– Может, и не все, конечно, но именно так мне показалось. В книжный вчера весь день заходили люди и заводили со мной разговоры о тебе. Каких только историй я не наслушался…

Я раздраженно нахмурилась.

– И что это были за истории? Ты уже и так все знаешь о выходках моих родственников. Зачем людям понадобилось все это ворошить?

– Они рассказывали не о родственниках, а о тебе. Ну, по большей части. Супруги Кехоэ, например, устроили мне десятиминутную презентацию фотографий своей кошки Веры, которую ты однажды нашла. Они, кстати, очень тебе благодарны. Еще я теперь в курсе, что ты отлично играешь в шарики, регулярно угощаешь печеньем миссис Виддикомб, а в детстве расписывала красками камни.

Флора снова пискнула, и я погладила ее по спинке.

– Но ради всего святого, зачем они тебе все это рассказывали?

– Давали мне советы, как себя вести, чтобы ты меня простила.

Такого ответа я не ожидала. Меня бросило в жар.

– Генри, я как раз…

– Нет, Блу. – Он жестом остановил меня. – Дай сначала мне сказать. Думаю, я это заслужил хотя бы тем, что целых десять минут рассматривал фото соседской кошки.

Я вообще-то хотела сказать, что как раз собиралась зайти к нему и все обсудить, но вместо этого невольно рассмеялась.

– Вера же не виновата, что она так фотогенична. Настоящая красавица.

– Да, она просто прелестна. А еще у нее от старости началось недержание. А я согласился на следующей неделе прийти к Кехоэ на ужин. Пожалуйста, скажи, что у них нет диапроектора!

Я расхохоталась, откинув голову. Хэйзи изучила урну и, утратив к ней интерес, потрусила обратно ко мне. Я погладила ее по голове.

– Нет, диапроектора у них нет.

– Слава богу, – охнул Генри.

– Зато все старые слайды они оцифровали и записали на ДВД-диски. Там тысячи фотографий Веры. Так что ты надолго у них задержишься. Может, стоит пижаму и зубную щетку на всякий случай прихватить.

Наши глаза встретились, и мне вдруг показалось, что мне снова двенадцать и я задаюсь вопросом: если мне одновременно дурно, хочется плакать и броситься в пляс от радости, значит ли это, что я влюбилась?

– Прости меня, Блу.

Я опустила взгляд на свои пыльные теннисные туфли, затем снова посмотрела на него.

– Мне не стоило убегать. Нужно было дать тебе объясниться. Так что и ты прости меня тоже, – кивнула я. – Ты по-прежнему хочешь посмотреть на Пуговичное дерево?

Солнце зажгло в его голубых глазах радостные искорки.

– Ага, хочу. Очень хочу. Давай я собаку поведу, если хочешь.

Я передала ему поводок Хэйзи, и мы направились к Платану. Тропинка была довольно широкая, поэтому мы шагали рядом, плечом к плечу, а Хэйзи бежала впереди.

– Семьи – сложная штука, верно? – спросила я, когда мы вошли в лесную тень, где сразу стало прохладнее на пару градусов.

– Особенно некоторые. Передать не могу, сколько раз я хотел порвать со своей и уйти не оглядываясь. Наша фамильная черта – притом отвратительная черта – слепое честолюбие. Деньги – это успех. И плевать, если к вершине придется карабкаться по головам. Значение имеют только деньги.

Флора зажмурилась, затем снова открыла глазки, словно боялась, что, уснув, пропустит самое интересное.

– Так почему же ты в итоге не разорвал отношения с родней?

Лицо его исказилось от боли.

– Я люблю их. Часто мне неловко за то, как они поступают, порой даже стыдно, но это не отменяет того, что я их люблю. Они – часть меня, а сам я – часть своей семьи. Все просто – и одновременно очень запутанно.

Я не могла с этим не согласиться.

Хэйзи остановилась обнюхать ствол какого-то дерева. Взглянув на Флору, я обнаружила, что она все же сдалась и уснула. Я поцеловала ее в макушку.

– Нельзя выбрать лишь те части себя, которые тебе нравятся, а остальное выбросить. Быть частью целого – благословенный дар.

– Это откуда?

– «Вечный Тук». Мне недавно Марло напомнила эти строки. Мы с ней говорили о том, что наши близкие, те, кого мы любим, остаются с нами даже после смерти. Конечно, я не желала ее слушать и не хотела верить этим словам, но они запали мне в душу. Она оказалась права – впрочем, как и всегда. Кажется, за столько лет можно было к этому привыкнуть.

– Знать что-то и соглашаться с этим – разные вещи.

Это мне было известно. Даже слишком хорошо.

– Ты сказал, что ваша фамильная черта – слепое честолюбие. Так почему же ты ею не обладаешь?

– Я довольно рано осознал, что не такой, как остальная моя родня. Но какое-то время просто плыл по течению, не представляя, как избежать будущего, которое для меня заранее придумали. Однако как-то раз, когда мне было пятнадцать, мы летом приехали в Баттонвуд. И я увидел, как местные дети дразнят одну девочку. Меня поразило, какой потерянный был у нее взгляд. Я разогнал задир, но за это время она уже успела куда-то исчезнуть. Внезапно налетел ветер и погнал меня прямо в «Кроличью нору». И там я нашел ее, девочку с самыми прекрасными глазами из всех, что мне доводилось видеть, и провел с ней чудесный день. После я стал расспрашивать людей и узнал все – о ней самой и о ее семье. И понял, что если после всех потрясений она нашла в себе силы не повторять путь своих родичей и жить своим умом, то мне это уж точно по плечу. Тогда я наплевал на амбиции своей семьи, развернулся и пошел своей дорогой. Надеюсь, в будущем мои племянники последуют моему примеру. Понимаешь, Блу, всем нам иногда бывает нужна помощь, чтобы найти свой путь. Мне помогла ты, а им, надеюсь, смогу помочь я.