Андрей Шляхов - Ошибка доктора Данилова

— Знал, конечно, — согласился Данилов. — Но при чем тут Мисюрина? Не путай, пожалуйста, теплое с мягким. Дело Мисюриной вызвало широкий общественный резонанс. Коллеги массово высказывались в ее поддержку. Даже такой г…к, как академик Иволгин, сказал, что она не виновата. Такую волну невозможно было проигнорировать! А Сапрошина никто не поддержал. В Сети его только ругали. Коллеги между собой шушукались, что Сапрошина подставили, но выступить на суде с добрыми словами в его адрес никто не захотел… Ты представляешь, какой это удар? Люди, с которыми ты работал много лет, забыли о тебе в тот момент, когда ты отчаянно нуждался в их поддержке! Жены и детей у него, насколько мне известно, не было. Человек остался совсем один! Оболганный и отвергнутый обществом! Да еще и с сознанием того, что к своей работе он после отбытия срока вернуться не сможет. Представь его положение — выйдет на пороге шестидесятилетия, здоровье на зоне подорвано, совсем один, без профессии и каких-либо перспектив! Хорошо, если какие-нибудь ушлые прохиндеи квартиру не отожмут за время отсидки… Ну и об аффекте тоже забывать не следует — он же впервые в жизни оказался за решеткой.

— Человек мог бы получить условный срок, если бы вел себя иначе. Или я не права? — Елена вопрошающе подняла вверх брови. — Мог бы признать вину, изобразить раскаяние…

— И потерять надежду на оправдание! — Данилов возмущенно посмотрел на жену. — Ты меня прости, но ты рассуждаешь как… хм… как-то странно.

— Я рассуждаю логично! — в голосе Елены проступило раздражение. — Твой Сапрошин вел себя как средневековый самурай — не шел ни на какие компромиссы, не пытался защищаться, а после приговора взял да повесился. Очень правильная линия поведения!

— Ну что ты несешь! — изумился Данилов. — Ты вообще слышишь то, что говоришь? При чем тут самураи? Я тебя не понимаю…

— Я тебя тоже не понимаю! — гневно сверкнула глазами Елена. — Я не понимаю, почему ты тащишь чужую трагедию в нашу жизнь и строишь из себя Зака Снайдера!

Последние слова она не произнесла, а выкрикнула.

— Снайдер-то тут при чем? — заинтересовался Данилов. — Я, вроде как с кинематографом никаких дел не имею…

— При том, что он снял «Лигу справедливости»! — Елена рывком встала и ушла в ванную плакать.

— Что это было? — вслух спросил у внутреннего голоса Данилов.

«Сам догадайся, — ответил голос. — А „Лига справедливости доктора Данилова“ — звучит хорошо. Если попрут с кафедры, откроешь консультативное бюро с таким названием».

Спать Данилов улегся в гостиной, на диване. В спальню, где находилась (и пыхтела) Елена заходить не хотелось, поэтому он одолжил у дочери одну из подушек и кроватное покрывало, заменившее ему одеяло. Как ни странно, но заснул Данилов сразу же, едва положил голову на подушку. Не иначе как в черносмородиновом вине содержалось нечто усыпляющее…

Во время субботнего завтрака оба родителя разговаривали только с Марией Владимировной, не обращая внимания друг на друга. «Тащишь чужую трагедию в нашу жизнь? — продолжал сердиться Данилов. — Ну как можно так говорить? Ничего я никуда не тащу, а живу своей жизнью. Не могу же я, переступая через порог квартиры, превращаться в другого человека! Я остаюсь таким же, каким и был! И вообще зачем ей понадобилось заводить этот разговор? Если хотела отвлечь, могла бы предложить посмотреть какой-нибудь фильм… А Лига справедливости тут совсем не причем, хотя название духоподъемное, что да, то да…».

В половине десятого пришло сообщение от Анатолия Олеговича: «Доброе утро, Владимир! Есть информация, звоните». Данилов решил, что детектив ошибся — отправил сообщение не тому адресату, ведь Данилов сообщил ему о смерти Сапрошина сразу же после разговора с адвокатом и сказал, что тема закрыта. А следом позвонил Жамаракову, но оказалось, что тот уже узнал печальную новость по своим потаенным информационным каналам.

«Доброе утро, Анатолий! Вы, наверное, ошиблись, отправив мне сообщение», ответил Данилов.

«Нет, не ошибся. Звоните», ответил детектив.

Звонить из дома не хотелось — чего доброго жена снова вспомнит про Лигу справедливости. Данилов сказал дочери, что хочет немного прогуляться, быстро оделся и ушел.

Свежий воздух вкупе с отсутствием необходимости куда-то спешить, оказали благотворное, умиротворяющее действие. Мысли сразу же потекли по другому руслу — напрасно я завелся, Елена хотела как лучше, ей неприятно наблюдать мою хандру, и вообще вся эта размолвка отдает детским садом… Данилов настолько увлекся самобичеванием, что позвонил Анатолию Олеговичу не сразу, а где-то на третьем километре своего променада.