Андрей Шляхов - Ошибка доктора Данилова

Данилов не стал углубляться в тему. Сейчас это было не к месту, тем более что заместитель главного врача вряд ли мог бы сообщить ему что-то нужное, то есть — свидетельствующее в пользу Сапрошина. Если бы у Менчика была бы такая информация, то он вряд ли стал бы ее скрывать, потому что за ошибки хирургов отвечает заместитель главного врача по хирургии. Какой начальник упустит возможность переложить «косяк» на другого начальника? Тем более — молодой начальник с большим карьерным замахом, которому любое пятнышко на репутации может испортить всю дальнейшую жизнь. «Что это за заместитель такой? — скажут в департаменте. — И аппаратура у него не в порядке, и врачи халатно относятся к делу, и пациенты мрут… Можно ли доверить такому человеку руководство крупной больницей?». И еще бабушка надвое сказала, сможет ли влиятельный тесть «сгладить углы». Нет, Менчик заинтересован в оправдании Сапрошина сильнее всех прочих сотрудников больницы.

«Но почему он тогда не бьет во все колокола и не трубит во все трубы? Почему не пытается помочь попавшему в переплет подчиненному?» — въедливо поинтересовался внутренний голос.

«Лишний шум вокруг этого дела ему тоже не нужен, — ответил голосу Данилов. — Опять же — надо иметь, чем помочь, а не просто „гнать волну“. Особенно с учетом того, что общественное мнение на стороне родителей умершего пациента».

Родители Виталия Хоржика плотно присутствовали в социальных сетях. Отец преподавал английский язык в МГУ и через интернет находил себе клиентуру для частных уроков. Мать занималась дизайном интерьера, имела свою студию и тоже широко рекламировалась в виртуале, перемежая дизайнерские посты воспоминаниями о покойном сыне. Отец же писал не столько о сыне, сколько о недостатках отечественного здравоохранения и несовершенстве отечественного законодательства. По его мнению, Сапрошина нужно было судить не за халатность, а за умышленное убийство. Если взялся использовать заведомо неисправный аппарат — считай убил пациента умышленно, примерно такая у него была логика.

Читая комментарии под гневными постами, Данилов поражался кровожадности «сочувствующих». А если зайти на страницу комментатора, требующего «обязательной смертной казни для врача в случае гибели пациента», то окажется, что это пишет милая на вид тридцатилетняя дамочка, мать двоих малышей и любительница живности, развешивающая зимой кормушки для птичек и подкармливающая бродячих кошек.

Глупость поражала не меньше кровожадности. Хорошо, допустим в горних высях услышали глас не самой умной, мягко выражаясь, части народа и приняли закон об обязательной смертной казни врачей, виновных в смерти своих пациентов. Вот возьмем и допустим такое, на одну минуточку. Что произойдет сразу же после принятия этого закона? Массовый исход врачей из профессии! На своих местах останутся медицинские статистики, которым нечего будет считать и историки медицины, все «пациенты» которых давным-давно умерли. Да и вообще чрезмерное ужесточение наказания нигде и никогда ни к чему хорошему не приводило и ничего не искореняло.

Случилось так, что никто из хирургов и анестезиологов-реаниматологов больницы имени Филомафитского не сподобился поработать в коронавирусных стационарах. Во время роста заболеваемости больница работала с двойной нагрузкой, принимая пациентов из стационаров, перепрофилированных «на корону». При таком раскладе на коронавирусный фронт не особо-то уйдешь. Но ведь интересно узнать из первых рук, как оно там и спросить о том, чего по телевизору не покажут… Поэтому Данилову задавали много вопросов, на которые он обстоятельно отвечал. Ответил человеку на вопрос — считай, что познакомился с ним.

Обойдя три реанимационных отделения, Данилов сказал своему Вергилию, что неплохо было бы выпить чайку и доверительно сообщил ему о своем протезированном коленном суставе. Протез (тьфу! тьфу! тьфу!) вел себя как родной, но Менчик об этом знать не мог. «Спекуляция коленом» привела к получасовым посиделкам в ординаторской инсультной реанимации. Половину этого времени Данилов ответственно посвятил разработке плана, а другую половину — простому человеческому общению. Заведующий отделением Шарафуллин очень удачно оказался не просто бывшим «скориком», но вдобавок еще и бывшим сотрудником шестьдесят второй подстанции, проработавшим там четыре года, но уже после ухода Данилова со «скорой».

— Хорошее было время, — с ностальгической улыбкой вспоминал заведующий. — И подстанция была классная — начальство с понятием, коллектив дружный…