Леонид Чигрин: Таежный робинзон

Тропа вилась по краю неглубокого глинистого оврага. По дну бежал ручей, Ахмад, оскальзываясь на склоне, спустился в овраг и припал сухими губами к холодной воде. Он пил долго и жадно, переводя дух и снова склоняясь к ручью. А потом достал из мешка буханку хлеба, отломил кусок и принялся есть, запивая водой. Как ни спешил, а понимал, что голодный и без небольшой передышки далеко не уйдет.

Река показалась неожиданно. Ахмад продрался сквозь заросли можжевельника и увидел Курейку. Широкая, она плавно струила свои воды и была серьезным препятствием для беглеца. Конечно же, он не смог бы переплыть ее. Идти и то не хватало сил, а плыть тем более, да и пловец он был не из лучших.

Ахмад стоял на берегу Курейки, озираясь по сторонам, и вдруг едва не вскрикнул от радости. Метрах в тридцати от него прямо на берегу рос густой куст таволги, и к нему веревкой был привязан небольшой плот из четырех коротких бревен. Бревна были скреплены металлическими скобами, и плот был довольно надежным сооружением.

Ахмад бросился к плоту, торопливо распутал веревку и принялся отталкивать плот от берега. Он едва не оставил на берегу мешок со съестными припасами. Забросил его на плот в последнюю минуту и в спешке уронил кепку в воду. Ему было не до нее, счет шел на минуты. Ахмад грудью лег на бревна, плот был немногим длиннее его роста, и руками стал загребать воду, стараясь удалиться от берега. Течение реки подхватило и понесло его вниз. Мимо скользили песчаные выступы, одинокие лиственницы, поросли невысоких елей.

Руки онемели от холода, Ахмад сел на плоту и едва не засмеялся от радости. Песчаный берег сменился гористыми возвышенностями, заросшими настолько, что, казалось, были закутаны в зеленую меховую шубу. Ахмад лег на спину и отдался во власть плавного движения. Он бездумно глядел в мутноватое белесое небо с редкими стайками кучевых облаков. Вдоль реки тянуло прохладным ветерком, и гнуса не было. Еще один повод для радости. Неизвестно почему, но возникла уверенность, что побег удался. Может, погоня и была, но на плоту он для нее недосягаем. Река унесет его так далеко вглубь Сибири, что его ни с какими собаками не сыщешь. Что будет потом, Ахмад не думал, для этого еще придет время. Пока же наслаждался свободой в полной мере. Для того, чтобы понять замечательный вкус воды, нужно испытать жажду. Для того, чтобы воспринимать волю, как великое благо, нужно пройти тюрьмы и лагеря.

Ахмад с признательностью подумал об охотниках или рыбаках, которые сколотили этот плот и тем самым дали ему возможность обрести свободу. Конечно, вряд ли они помянут добрым словом вора, похитившего их плот. Но для Расулова это было неважно. Охотники соорудят себе другой плот, в тайге деревьев хватает, а этот послужит беглецу в полной мере.

Ахмад не думал, куда его принесет река и как он доберется до берега. Курейка извилистая, где-нибудь плот забросит на отмель, главное, чтобы это произошло позже.

Ветер обвевал лицо прохладой, нежил своими мягкими ладонями, был напитан ароматами близкой тайги, и Ахмад задремал. Он лежал в ложбине между бревнами, ватник намок и спину холодило, но стоило ли обращать внимание на такие мелочи? Он погружался в сон и впервые за долгое время наслаждался покоем. Его теперь не разбудят ни удары молотом по пустой бочке, ни крики надзирателей, и такой сон тоже был свободой, тоже был великим и выстраданным счастьем.

Проснулся Ахмад уже под вечер. Он чувствовал себя отдохнувшим, недавнее утомление сменилось свежестью и хорошим настроением.

Вдоль русла реки тянулись те же горы, крутые, обрывистые, густо поросшие тайгой. Тьма уже проступила в ее глубинах, деревья сливались в плотный массив. Небо наливалось густой синью, кое-где замерцали светлячки звезд.

Захотелось есть. Ахмад пожевал хлеба, съел несколько кусочков сахара, запил водой. Сел поудобнее и проверил содержимое вещевого мешка. Особого богатства не было, но какое-то время продержаться можно. Шесть буханок хлеба, пятьдесят кусков сахара, полпачки соли, десять коробков спичек, и, что больше всего порадовало его, в мешке нашелся хлебный нож. Длинный, со сточенным лезвием, но очень острый. В случае чего может пригодиться и как оружие.

Ахмад всматривался в обрывистые берега, в темные таежные массивы, надеясь заметить хоть какое-то присутствие людей. Но ни отблеска костров, ни светящихся окон изб, ничего не было видно. И он подумал, что река несет его в самую глубь Сибири, в ее необжитые и глухие пространства. «Пусть так, — подумал он. — Главное — я обрел волю. А дальше жизнь как-нибудь образуется». И опять ему вспомнилась Ульяна с ее бесконечными поговорками. «Все, что ни делается, делается к лучшему», — сказала бы она в таком случае. И Ахмад пожалел, что не писал писем своей несостоявшейся жене. Она вот всплывает в памяти, незримо подбадривает, а он не подарил ей даже коротких мгновений радости. Казалось бы, что такое письма? Листки бумаги, покрытые чернильными строками. Но Ахмад видел, как светлели лица заключенных, когда они получали такие весточки. Это были не только письма из дома, это были послания из другого мира, в котором все было по уму, не было ни издевательств, ни унижений. И он мысленно укорил себя в бездушии, хотя руководствовался благими помыслами.