Кон Джиён - Суровое испытание

— Защита! Впредь не отнимайте у нас время на выяснение, кто есть кто из обвиняемых.

Ёнду нашла взглядом родителей, и отец победно потряс сжатыми кулаками. Девочка просияла.

— Против ожидания процесс затянулся, и по причине недомогания мисс Юри предлагаю выслушать свидетельство со стороны мисс Ёнду. Вы не против, мисс Ёнду? — вежливо спросил судья.

Вопрос перевели, Ёнду кивнула, и судья обратился к стороне обвинения. Прокурор поднялся:

— Свидетель! Вы заявили, что в прошлом месяце как-то вечером вы вышли купить рамён в окрестностях интерната, а вернувшись, обнаружили, что подруга, которая должна была вас ждать, куда-то пропала. Когда вы отправились на ее поиски, вы случайно подошли к кабинету директора, где и стали свидетелем сцены сексуального насилия мисс Юри. Подтверждаете ли вы свои слова?

Не успел прокурор закончить вопрос, как из зала раздались крики: «Вранье! Вон ее!» Лицо судьи вновь приняло неприступное выражение. Судебный пристав направился в сторону возмутителей порядка — это была стайка прихожан муджинской церкви Великой Славы.

— Да.

— Обстоятельства изложены в точной последовательности в обвинительном акте. Чтобы не травмировать несовершеннолетних воспитанников, я взамен предъявляю обвинительный акт.

— Хорошо.

Сразу после ответа судьи поднялся адвокат Хван. Он смерил грозным взглядом Ёнду и подошел к ней с каким-то листком бумаги. Переводчик пристроился сбоку от них. Адвокат, собравшись с мыслями, заговорил:

— Я уже неоднократно обращал ваше внимание на то, что в этом деле слишком много странностей и недоговоренностей. Складывается впечатление, что кому-то понадобилось не просто опорочить, а возвести гнусную, низкопробную клевету на семейство основателя интерната «Чаэ» и его почтенных отпрысков, долгое время покровительствующих детям-инвалидам… И сейчас я намерен разоблачить этот подлый обман и вывести лжецов на чистую воду. По окончании допроса мисс Ёнду мы наконец выясним, кто эти подлые злопыхатели.

Речь адвоката Хвана затянулась. Судья хотел вмешаться, но передумал. Лица Кан Инхо, Со Юджин и пастора Чхве напряглись.

— Мисс Ёнду, в обвинительном акте говорится, что, вернувшись с лапшой и обнаружив отсутствие Юри, вы предположили, что она пошла в общежитие, не так ли? Но почему же вы тогда направились не в общежитие, а пошли в кабинет директора? Прошу перевести дословно! В обвинительном акте сказано, что мисс Ёнду собиралась пойти в общежитие, но, услышав едва уловимую музыку, повернула к источнику звука, верно?

Ёнду кивнула. Бесстрастное лицо адвоката озарилось торжеством. Его голос зазвучал громче:

— Ваша честь! Загвоздка именно здесь. Едва уловимые звуки музыки! Мисс Ёнду — инвалид по слуху. Однако утверждает, что слышала едва уловимую музыку!

Тут с места встал прокурор:

— Ваша честь! Защитник наносит оскорбление свидетелю. Эти вещи не имеют прямого отношения к обстоятельствам данного дела.

Судья же возразил:

— Отклоняется. На месте преступления присутствовали только обидчик и потерпевший, поэтому очень важно детально уточнить обстановку. В словах защиты прослеживается логика, так что продолжайте, адвокат!

С задних рядов зала послышались возгласы «аллилуйя!».

Со Юджин вопросительно взглянула на Кан Инхо. Однако он тоже пришел в замешательство. Из-за ступора, в который поверг их рассказ ребят, в голове не осталось подробностей случившегося. А сейчас они начали припоминать: кажется, что-то такое промелькнуло. Именно эта деталь насторожила Со Юджин, когда она повторно знакомилась с обвинительным актом. Но в тот момент она не придала этому большого значения.

— И как мы раньше об этом не задумались? Кабы не слова про музыку… Теперь все усложнится.

Со Юджин закусила губы.

Адвокат продолжал:

— Зафиксировано, что ребенок, лишенный слуха, пошел на звуки музыки. Ваша честь, я настаиваю: эти люди возвели отвратительную ложь на учителей, опорочили уважаемый просветительский род, обвинив в низком, грязном, чудовищном преступлении, о котором у нормальных людей язык не повернется говорить! И я заявляю во всеуслышание: если именем суда Республики Кореи мы не сможем отстоять их честь, если не сможем раскрыть те темные силы, что плетут грязные интриги, — стыд и позор нашей стране!

Адвокат Хван пришел в исступление. Весь вид его говорил об оскорбленном чувстве собственного достоинства: голос звенел, негодование било фонтаном. Он будто возомнил себя апостолом истины, что взбирается на холм справедливости, волоча за собой телегу ложного обвинения.