Давид Гроссман - Будь ножом моим [litres]

Вкратце: должно быть, она видела тебя – причем больше одного раза, – когда ты оставлял свои письма, мой идеальный шпион.

Когда я покраснела (всем телом, как и полагается шестнадцатилетней девчонке), из нее забил фонтан сплетен о тебе. Я была слишком ошеломлена, чтобы сразу заставить ее замолчать, хотя стоило бы; и вышло так, что, помимо своей воли и, быть может, не сумев устоять перед искушением, я в ту же секунду услышала немало «сплетен».

Сара, как ты прекрасно знаешь, ужасная болтушка. И в конце концов мне пришлось буквально встать и выйти, чтобы заставить ее замолчать. Не хочу узнавать о тебе от чужих людей!

Говори же, Яир.

Приди ко мне, побудь здесь со мной. Давай заключим перемирие. Такая ужасная ссора вышла у нас сегодня днем, а мне так тяжело с тобой ругаться. Это просто невыносимо, особенно когда тебя нет рядом. А еще хуже оставаться наедине с моей злостью на тебя и с этим шепотом Сары. Не хочу подробно расписывать в этой тетради, что я ощутила, чем я стала на одну секунду, – не хочу снова через это проходить. Только не в одиночку, только не без тебя.

Я умылась и немного успокоилась.

Я в ванне. Точнее, Йохай лежит в ванне, а я слежу за ним, сижу на ободке унитаза и пишу тебе. Надеюсь, ты не против. Ты спрашиваешь: не слишком ли поздно для него? Твой голос всегда смягчается, когда ты говоришь о нем. Да, уже поздно. Впрочем, для меня уже тоже поздно, глаза у меня закрываются. Но он опять обмочился в кровати, и, подтерев его, я подумала: он не может оставаться в таком состоянии до утра. Ты бы не оставил так Идо. Поэтому хотя я уже мыла его час назад, мне снова пришлось принести его сюда.

По правде говоря, я думала, что он быстро помоется и мы вернемся в кровать. Но у него были другие планы, и когда я ополоснула его, он решительно уселся в ванну и начал делать вид, будто плещется, наполняя ладони воздухом. Он выглядел так мило и одарил меня такой кокетливой улыбкой, что я попросту не смогла ему отказать.

Так что присядь, побудь с нами. Я не знаю, сколько мы здесь пробудем, ибо ванные процедуры – это искусство, требующее абсолютной точности и внимания к малейшим деталям: где сесть, так чтобы вода лилась ему ровно на середину спины, как разложить два мыла, расческу, лодочку и еще парочку игрушек. Но в то же время, кажется, сейчас все идет хорошо, ведь он улыбается своей самой обворожительной улыбкой и, сидя с прикрытыми глазами, медленно пропускает струйки воды между пальцами. Будь ты здесь сейчас, ты бы понял, что такое настоящее удовольствие.

Нили тоже пришла, держа хвост трубой, чтобы посмотреть. Эта кошка невероятно человечна, а еще – как я замечаю прямо сейчас – невероятно беременна. Так вот почему ты в последнее время так агрессивна по отношению к собакам? И кто отец на этот раз – полосатый или рыжий? Вероятно, оба. В этот раз ты тоже откажешься нянчиться с котятами, как бы протестуя против природного порабощения женщин? О Нили, свободолюбивая душа, расскажи – можно ли быть свободной и не быть при этом жестокой?

Сейчас одиннадцать вечера. Полная тишина. Комната полнится персиковым ароматом пены для ванны, а Йохай исследует руками холмы-колени, которые выступают из воды – такие пухлые и смуглые. Нили свернулась калачиком на коврике и уснула. А снаружи воет ветер, и тополь на заднем дворе гнется и шелестит. Это ты только что подумал обо мне.

Яир, я не забыла твое последнее письмо – твои прощальные слова были ясными и резкими. Да и твое затянувшееся молчание не оставляет и тени сомнений. Но что я могу? Я все еще чувствую каждый раз, когда ты обращаешься ко мне в словах или в мыслях. Вот как сейчас, прямо в эту минуту. Иногда ты заставляешь меня просыпаться посреди ночи. И тогда я знаю, что снилась тебе. Я не могу это объяснить, просто все мои мысли и мое сердце как бы воспаряют в самую вышину; если я и доверяю этим взлетам, то только потому, что ты не прекращал говорить со мной все эти последние недели, днем и ночью, в городе и за городом, на кухне и в ванной. Подожди минутку.

Вот и все. Это случилось. Как всегда, в какой-то момент его голова безвольно падает, глаза подергиваются мутной пленкой, и мое сердце замирает. Но сегодня его всего лишь сморила усталость, слава богу.

Стоит ли мне рассказать тебе все? Стоит ли? Ты бы хотел пройтись со мной по всем моим будничным делам?

Как странно, мы никогда не говорили о таких вещах.

Сначала нужно вытащить его из ванны. Это только кажется легкой задачей. На деле его тело будто вбирает в себя всю воду и всю мою усталость. Я поднимаю Йохая и вытираю, а он, уже почти заснув, обмякает на мне, распространяя запах персика. Я несу его в комнату. Он очень тяжелый; вообще он тоненький, но отличается какой-то особой тяжестью – мне кажется, это тяжесть его внутренностей. Я надеваю на него подгузники, потому что у меня нет сил мыть его еще раз этой ночью. Погоди —