Евгения Некрасова - Домовая любовь [litres]

В одном из кабинетов Лиля склонилась над спящим рабочим, и Крановщица потрогала его за плечо. Человек проснулся. Крановщица сказала ему уходить – двухслойным голосом – смесью прежнего хриплого мужского и Лилиного. Он разбудил остальных. Кто-то из них заулыбался при виде Лили с куклами. Но тот, которого Крановщица разбудила, был очень напуган. Лиля поняла, что эти люди не говорят по-русски. Она взмахнула Крановщицей за их спинами, и весь фасад пристройки, выходящий окнами на завод, общей стеной повалился на грязь. Настя, не раскрывая глаз, выругалась на ухо Артёму, что эти гады уже в шесть утра сносят, а обещали с восьми. Рабочие вскочили с пола и убежали. Те, что спали в соседнем кабинете, тоже промчались мимо. Крановщица, указывая рукой на бегущих, посчитала их. Лиля сошла из бытовки по поваленной стене, держа кверху руки с куклами. Все втроём они увидели, как рабочие убежали за забор. Лиля развернула Строителя в сторону сносительной техники. Строитель помахал туда поскребком. Асфальт загулял волнами, подхватил экскаватор и стенорез и лавой поплыл к беззаборью. Когда техника оказалась за территорией, они занялись забором.

Теперь, когда у Лили появились Крановщица и Строитель, ей не нужно было трогать каждую трещину, чтобы починить её, указывать каждой плите, как и куда вставать. Теперь всё делали куклы и во много раз быстрее и могущественнее, чем раньше Лиля справлялась сама. Соединённые теперь с ней, они видели проектный эскиз, технические задания, чертежи в её голове и осуществляли их. Пристройками – детьми большого здания – пришлось пожертвовать. Они ушли за забор, который Строитель, дирижируя поскребочком, починил, оставил таким же ромбчатым, но вырастил его в два раза выше и толще. Лиля с куклами на руках вступила на завод. Он был ещё зеленее и прекраснее, чем прежде. По лестнице она поднялась на третий этаж и встала в центре здания. Крановщица посмотрела вниз, на просвечивающуюся сквозь лабиринт гигантскую, проделанную рабочими дыру в стене, и та принялась затягиваться. Лиля, как памятник Гагарину в Москве, встала ракетой и опустила кукол головами вниз. Те принялись махать своими деревяшками, будто летят. Здание завода заскрипело, зарычало и принялось отрываться от земли. Весь бетон, составляющий завод и остаток его комнат, этажи, лестницы, стёк к стенам и принялся расщепляться на километры тончайших серых волокон, которые взялись вязаться друг с другом.

Бывшие Лилины соседи выбегали из подъездов и видели, как завод отрывается от земли и за ним тянется множество серых нитей, а сами стены крутятся катушкой. Мама не вышла, она спала, работала вчера во вторую смену. Бетон серый и живой, словно заяц. Почему я раньше так его не любила? Принялась болеть голова, тошнило. Бетонные волокна связались в десятки слоёв вязаных овалов, расположенных в сантиметре друг от друга. Крановщица махнула рукой в четыре стороны вверх и в четыре стороны вниз. Люди со двора увидели, как овал-катушка приобрёл углы, превратился в вытянутый куб и прекратил подниматься. Множество нитей сбились в десяток тонких бетонных ног, среди которых прямо под зданием оказался целый лес. Лиля со Строителем и Крановщицей делали лестницу и поднимались на каждую новообразованную ступеньку. Бетон закручивался вверх и через каждые 32 ступеньки расползался на этаж, на котором выстраивались комнаты. Лиля заходила в каждую со своими наручными куклами. В одних пространствах они проделывали окна в виде огромных глаз, на остекление которых пошло истолчённое стекло от пристроек, в других они встраивали полуовальные балконы, которые выглядели для наблюдающих за строительством людей как огромные чешуйки. Балконы Лиля распорядилась размещать так, чтобы они не находились друг под другом, а чередовались и не закрывали друг от друга солнце, когда оно придёт. Голова-голова-голова. Пошла кровь носом, Лиля вытерла его рукой, получилось, что рубашкой Крановщицы. Та не заметила, не отвлекалась от достраивания последнего этажа. Он получился одним сплошным открытым пространством. Что-то ёкнуло в голове, Лиля почувствовала там внутри невероятную свободу и лёгкость, которая выплёскивается наружу. Никакой больше серой бетонной плиты. Лиле стало сильно нехорошо. Крановщица и Строитель давали ей такую силу, с которой она не справлялась. Она легла на пол у лестницы и принялась смотреть вверх. И руки тоже вытянула туда. Крановщица и Строитель достраивали крышу. Та затянулась полукуполом из вязаных бетонных волокон и закрыла серым утреннеморковное небо. Строитель вы́резал в куполе окна-глаза, и оранжевые кусочки вернулись на серое. Вот-что-я-здесь-делаю. Лиля опустила руки, и куклы сползли на пол. Смотри-ка, у нас теперь крыша, сказала мужским хриплым голосом Крановщица. И обе куклы посмотрели наверх. Малостерпимая боль билась на голове и внутри головы в обычном месте. Лиля подумала, что комнат тут точно хватит всем: и маме, и ей, и Марине, и Насте с Артёмом, и их младенцу, и Кристине, если она захочет вернуться в город, и её названой московской семье из жены, мужа, двухмесячной дочери, четырёхлетнего сына. Лиля вспомнила про забор. Как они все зайдут? Надо проделать секретный ход за столбом. Все соседи уже забыли, но Настя и Артём вспомнят, и мама, конечно, а Марина знает. Лиля хотела опять надеть кукол, чтоб они помогли ей проделать ход в заборе, она перевернулась и попыталась дотянуться до них. На месте, где был её затылок, отпечаталась кровь. Крановщица и Строитель увернулись от неё, Строитель подубасил её поскребком по ладони, и куклы разбежались в разные стороны. Лиля снова легла на бетон и посмотрела на оранжевые небесные глаза. Вокруг её головы натекало густое тёмно-красное пятно. Оранжевые окна глядели на Лилю обратно.