Рейчел Каск - Контур

Сама она познала глубины разочарования в мужской натуре именно благодаря честности: мужчины, которые только что признавались ей в вечной любви, минуту спустя открыто ее оскорбляли, и в некотором смысле лишь в этот момент обоюдной откровенности она могла понять, кто она и чего на самом деле хочет. Чего она не выносит, сказала она, так это притворства в любом виде, особенно притворного желания, когда человек якобы мечтает полностью тобой обладать, а в действительности хочет только временно попользоваться. Она сама не прочь использовать других, сказала она, но поняла это только после того, как они честно признались ей в своих собственных намерениях.

К Елене со спины приближалась стройная женщина с лисьими чертами лица. Я догадалась, что это Мелета. Она незаметно встала за спинкой стула Елены и положила руку ей на плечо.

— Яссас [2] Здравствуйте (греч.). , — сказала она угрюмо.

На ней была черная жилетка мужского фасона и брюки, а короткие прямые волосы, черные и блестящие, обрамляли узкое пугливое остроносое лицо.

Елена повернулась к ней.

— И ты тоже! — воскликнула она. — Вся в черном! Почему вы обе всегда носите темное?

Мелета ответила не сразу. Она села на свободный стул, облокотилась на спинку и закинула ногу на ногу, затем достала из кармана жилетки пачку сигарет и закурила.

— Елена, невежливо обсуждать, как люди выглядят. Что мы носим — наше дело. — Она потянулась через стол и пожала мне руку. — Здесь сегодня шумно, — сказала она, оглядевшись. — Я только что участвовала в поэтическом чтении перед шестью зрителями. Контраст весьма разительный.

Она взяла со стола винную карту и стала ее изучать; сигарета дымилась в ее пальцах, тонкий нос слегка подергивался, блестящие волосы спадали на щеки.

Один из этих шестерых, продолжила она, снова посмотрев на нас, приходит на ее выступления почти всякий раз, садится в первом ряду и начинает строить ей рожи. Так происходит уже несколько лет. Она поднимает глаза от кафедры — не только в Афинах, но и в городах довольно далеко отсюда — и вот он, сидит прямо перед ней, высовывает язык и делает неприличные жесты.

— Ты его знаешь? — спросила Елена с изумлением. — Ты когда-нибудь разговаривала с ним?

— Я его учила, — ответила Мелета. — Он был моим студентом, еще давно, когда я читала лекции в университете.

— И что ты ему сделала? Почему он так над тобой измывается?

— Надо думать, просто так, — сказала Мелета, угрюмо выдыхая дым. — Я ничего ему не сделала: я вообще с трудом вспомнила, что когда-то учила его. Он ходил ко мне на занятия вместе с пятьюдесятью другими студентами. Я его не замечала. Конечно, я пыталась вспомнить какой-нибудь инцидент, но не смогла. Можно всю жизнь искать причины тех или иных событий в собственных ошибках, — сказала она. — В легендах люди верили, что их беды можно объяснить тем, что они не поднесли приношение какому-то конкретному богу. Но может быть и другое объяснение: он просто сумасшедший.

— Ты когда-нибудь пыталась с ним поговорить? — спросила Елена.

Мелета медленно покачала головой.

— Говорю же, я с трудом его вспомнила, хотя обычно людей не забываю. Так что напасть пришла оттуда, откуда не ждали. Я бы даже сказала, от этого студента я ожидала угрозы в последнюю очередь.

Иногда ей кажется, продолжала Мелета, что именно в этом кроются причины его поведения. Иными словами, ее чувство реальности как будто атаковало само себя, породило материализовавшуюся вовне силу, которая ненавидит и дразнит ее. Но такие мысли свойственны религиозному восприятию мира, что в наше время считается признаком невроза.

— Я предпочитаю думать, — сказала она, — что кто-то из нас сумасшедший, либо он, либо я, поэтому стараюсь относиться к нему с нежностью. Я поднимаю глаза — и всякий раз он передо мной, размахивает пальцами и высовывает язык. Он ведь полностью от меня зависит — даже в отношениях никто мне не был так верен. Я пытаюсь любить его в ответ.

Она закрыла винную карту и подняла палец, подзывая официанта. Елена что-то сказала ей по-гречески, и между ними завязался короткий спор, в который включился официант. Судя по всему, он встал на сторону Мелеты, потому что принял заказ у нее, энергично кивая головой, невзирая на просьбы Елены.

— Елена ничего не понимает в вине, — сказала Мелета мне.

Елену это замечание как будто нисколько не обидело. Она вернулась к разговору о преследователе Мелеты.

— Ты описала полную зависимость от него, — сказала она. — Идея, что врага своего нужно возлюбить, заведомо нелепа. Это исключительно религиозное убеждение. Говорить, что ты любишь того, кого ненавидишь и кто ненавидит тебя, — всё равно что признавать поражение, принимать свою угнетенную позицию и пытаться убедить себя в том, что это не так уж и плохо. И когда ты говоришь, что любишь его, это значит, ты не хочешь знать, что он на самом деле о тебе думает, — сказала она. — Если б ты поговорила с ним, ты бы узнала.