Кэролайн Ли - Стеклянная женщина [litres]

Роуса со вздохом прячет украшение в карман. Она надеялась почувствовать хоть что-то. Любовь? Удовлетворение? Новую власть над собственным мужем? Но вместо этого она чувствует себя ничтожной и грязной, будто ложка, которой выскребали скользкую требуху из брюха убитой скотины.

Но ведь Йоун посылает маме и Паудлю провизию, не бьет ее и не делает ей ничего худого. Быть может, этого уже достаточно. Быть может, чтобы довольствоваться своим браком, нужно всего лишь смириться с тем, что вызывает недовольство.

Следующие ночи похожи одна на другую. Йоун напивается так, что лицо его обмякает и расплывается в благодушной улыбке, а язык начинает заплетаться. Иногда, ложась в постель, он тут же начинает храпеть. Это лучшие из ночей: во сне лицо его кажется моложе и мягче. Временами, разглядывая его в рассеянном полусвете, Роуса думает, что даже могла бы что-нибудь к нему почувствовать. Нечто вроде нежности, порожденной близостью. И тогда страх отпускает ее и она уже не прислушивается, затаив дыхание, к доносящимся с чердака звукам, а засыпает вслед за Йоуном.

Но в те ночи, когда он наваливается на нее, взгляд у него пустой и непроницаемый, как запертая комната наверху. Он всегда молчит, но, когда все заканчивается, запечатлевает поцелуй на ее щеке или груди, слезает с нее и уходит в ночь. Иногда он возвращается на рассвете и ложится у нее под боком, принося с собой стужу и запах моря и дыша кислым запахом brennivín . В такие ночи, пока его нет рядом, Роусе приходится зажимать уши подушкой, только бы не слышать звуков с чердака. Дважды ее будило движение воздуха: будто кто-то шел к дверям мимо ее постели. Как-то раз она проснулась, задыхаясь, в полной уверенности, что кто-то стоит и смотрит на нее. Она лежала не шевелясь, стиснув зубы и чувствуя, как от неизвестного, стоявшего совсем рядом, исходит тепло, как скользит чужой взгляд по ее лицу, рукам, по всему телу.

В конце концов она, по-видимому, уснула, а когда спустя некоторое время открыла глаза, в доме было темно и тихо.

Йоуну Роуса ничего не говорит. Он может прийти в ярость от ее вопросов, а может презрительно отмахнуться от ее ребяческих фантазий, и она не знает, что из этого хуже.

Даже море утратило для Роусы былую красоту и уже не манит ее горизонтами далеких земель, о которых рассказывают саги. Теперь оно смыкается вокруг нее железным кольцом.

Временами, стирая одежду в ручье, Роуса замечает вдалеке чей-то силуэт – то Гвюдрун, то Катрин, то еще кого-нибудь из сельчан, наблюдающего за ней издали. Иногда они даже подходят ближе и заговаривают с ней, но в их лицах и жестах всегда проскальзывает настороженность, а речи всегда сдержанны.

Катрин ведь и впрямь обещала что-нибудь придумать, чтобы Роуса могла прийти к ней? Или это Роусе тоже померещилось? Она все глубже и глубже погружается в водоворот собственных мыслей и уже не уверена, что может отличить действительность от выдумки. Она даже подумывает снова отправиться в селение, но потом вспоминает искаженное злобой лицо Олава и в нерешительности останавливается, до боли сжимая в кармане камень с гальдраставом.

Однажды она видит, как Йоун спускается по склону навстречу сельчанам. Кто-то замечает его, и по толпе пробегает легкая зыбь, будто ветер качает колосья пшеницы. Все как один застывают и опускают глаза в землю. Дети и те оставляют игры и цепляются за материнские юбки. И вот Йоун уже среди них. Даже издали Роуса слышит сопровождающий его приветственный гул. Временами он останавливается то потрепать по щеке ребенка, то поговорить с одной из женщин. Дети и их матери кажутся еще меньше ростом, когда к ним подходит этот широкоплечий великан с могучими руками. Роуса с волнением наблюдает за мужем: отсюда, издали, можно представлять, что он приободряет людей и ласково говорит с ними.

Потом Йоун поднимается по склону обратно, и сельчане прячутся по домам, как вспугнутые птицы.

Роуса тоже возвращается в дом, и ледяная корка одиночества сковывает ей грудь.

Спустя неделю отшельнической жизни Роуса уже готова кричать. Ей нужно увидеть хоть кого-то, хоть с кем-нибудь поговорить. Сейчас она кончит стирку и снова спустится в селение. Пускай Йоун злится. Она больше не в силах выносить это одиночество.

Роуса раскладывает белье на камнях у ручья, раздумывая над тем, что сказать в свое оправдание, если Йоун увидит ее среди сельчан, как вдруг в ее сторону направляются две женщины. Обе кажутся ее ровесницами, обе с маленькими детьми. Они перешептываются меж собой и хихикают. В десяти лошадиных корпусах от Роусы они останавливаются, и одна из женщин подталкивает вторую вперед. Та спотыкается и сердито шипит на свою подругу, которая только смеется в ответ и снова ее толкает.