Кэролайн Ли - Стеклянная женщина [litres]

Из рук в руки передают деньги и товары, из уст в уста – новости. Роуса узнает, что у побережья плавают большие льдины, что альтинг нынче соберется рано, что урожаи по всей стране очень скудны и люди умирают от голода.

Сельчане вздыхают, качают головами и уходят, унося покупки с собой.

Роуса дожидается, пока все разойдутся и торговец соберется ехать дальше. В кармане у нее лежит одна-единственная серебряная монетка, целая и тяжелая.

– Что у тебя в этом мешке? – спрашивает она. Быть может, если он задержится еще немного, ей удастся разузнать что-нибудь о Стиккисхоульмюре.

Торговец ухмыляется, подмигивает Роусе, развязывает веревку и кладет ей на ладонь что-то блестящее и холодное, как вода. Только эта вещица тверда на ощупь, и внутри нее темнеет нечто похожее на яйцо.

Это примитивная женская фигурка из стекла – тонкие бороздки изображают пряди длинных волос. Роуса разглядывает овальный предмет в ее прозрачной сердцевине, и у нее перехватывает дыхание.

Это крошечный младенец, любовно выточенный из дерева. Его прелестные ножки прижаты к животу, а ладошку он поднес ко рту и посасывает большой палец. Миниатюрные глаза закрыты. Мастер, по всей видимости, сделал чрево матери полым, чтобы ребенок в нем перекатывался.

– Она прекрасна, – тихо говорит Роуса. – Но как деревянная фигурка оказалась внутри?

– Понятия не имею, – хмыкает торговец. – Тот северянин, у которого я ее раздобыл, тоже не знал. Как такое вообще возможно?

– Никак, – шепотом отзывается Роуса.

Стекло и дерево. Первый материал тверд, но хрупок, а второй более податлив, но прочен. Казалось бы, их нельзя соединить. И все же вот она, эта вещица: стекло защищает дерево от сырости и гнили. Если стеклянная фигурка разобьется, деревянный младенец сгниет, но пока женщина невредима, ребенку в ее утробе ничего не угрожает.

Роуса достает деньги из кармана. Изумленно взглянув на огромную серебряную монету, торговец кивает и берет ее. Судя по его широкой улыбке, сделку он счел выгодной.

– Ты говоришь, что приехал с севера, – будто невзначай говорит она. – А в Стиккисхоульмюре не был?

Он качает головой, и сердце ее падает.

– Туда я и не заглядываю. Люди там суеверные, обычаи странные. Они держатся особняком и чужаков недолюбливают.

Она вздыхает и уже собирается уходить, стиснув в кулаке стеклянную женщину, но тут торговец говорит ей вслед:

– Впрочем, я кое-что слыхал от одного знакомого. Пустые сплетни, как по мне.

Она оборачивается.

– И что же?

– На берегу нашли какого-то мужчину. Имени его не вспомню, но человек большой в тамошних краях. Ходят слухи, что он взял себе в помощники аульва. Он вроде бы убил двух жен и ударился в бега.

По спине Роусы пробегает холодок: она представляет, как Йоун сидит взаперти в ожидании суда или как Эйидль приказывает Олаву жестоко расправиться с ним.

– Куда его отвели? Где он теперь?

Торговец смотрит на нее прищурившись.

– Так он же мертв. Я вроде так и сказал. Похоже, что утонул. Тело обнаружили на берегу, но лодки так и не нашли. Кто-нибудь украл, наверное. Он был укрыт одеялом, сам целехонек. Странная история, ей-ей. Господи Иисусе, да что с тобой? Обопрись на меня.

Он хватает ее за руку. Она пытается отдышаться, сжимая стеклянную фигурку так крепко, что та должна вот-вот разлететься вдребезги.

– Я не хотел тебя пугать. Иной раз забываешь, что женщины такие чувствительные.

Роуса качает головой.

– Я не боюсь. Мне… мне пора.

Она разворачивается и бросается бежать, прерывисто дыша, и останавливается только на берегу Хвитау. Воды ее ревут, и холодные брызги окропляют щеки Роусы, попадают ей в легкие, проникают в самые кости, пока она не начинает замерзать изнутри.

Роуса сгибается пополам и воет, обхватив руками живот, чтобы хоть как-то согреть ребенка в своем чреве – ребенка, потерявшего отца. Вся она словно окаменела, оледенела, совсем как стеклянная женщина, зажатая в непослушных пальцах. Она еще сильнее стискивает этот вышедший из земных недр древний каменный осколок, который столетия раздробили в песок, а огонь превратил в вещицу невероятной красоты, совсем не похожую на прежнюю россыпь песчинок.

Когда Паудль находит ее на берегу, уже стемнело. От холода она дрожит всем телом.

Вода с ревом катится мимо, суля буйный разгул стихии, а затем – ледяную тишь.

Роуса отводит глаза от реки. Ее муж мертв. Впервые в жизни она принадлежит сама себе. Как широко она, оказывается, может раскинуть руки, как по-новому чувствует их тяжесть. Прерывисто вздохнув, она обхватывает себя руками.