Кэролайн Ли - Стеклянная женщина [litres]

– Эйидль.

– Эйидль не опустится до убийства, – фыркает Катрин.

– Верно. Но он будет потирать руки от радости, потому что все это можно обернуть против меня.

– Ты считаешь, что он обвинит тебя?

Йоун качает головой.

– Для этого он слишком умен. Он выберет кого-нибудь из тех, кто мне дорог и кому сельчане не доверяют.

Его взгляд останавливается на Роусе. Пьетюр тоже смотрит на нее, и в глазах его мелькает нечто похожее на жалость. Тут и Катрин поворачивается к ней и закрывает ладонью рот.

Роуса поднимает руки, как будто это может защитить ее от водоворота, который вот-вот поглотит ее.

– Вы же не думаете…

Лицо Йоуна мрачно.

– Что думаем мы, elskan , не будет иметь значения.

– Но никто не поверит…

– Эйидль убедит их, что тебе была выгодна смерть Анны, – говорит Йоун. – Он оклевещет тебя, чтобы очернить мое имя. Кто станет уважать bóndi , если его первая жена ушла от него, а вторая убила первую и спрятала труп?

Роуса вцепляется в край стола. Как будто весь мир перевернулся, но при этом ее пытаются убедить, что стоять на голове совершенно разумно.

Катрин обнимает ее.

– Мы тебя защитим.

Роуса вглядывается в мужчин, ища подтверждения ее словам, но Пьетюр и Йоун застыли и глядят друг на дружку. Лица их словно высечены из камня.

Эту ночь все проводят в доме. Вокруг Роусы будто вырастает клетка, будто с каждой мыслью и с каждым словом ее все туже стягивают путы, и ей мучительно хочется рыдать и выть.

Но слезами горю не поможешь, и когда она обнимает всхлипывающую Катрин, глаза ее остаются сухими. Они заворачивают тело Анны в простыни, словно укутывают спящего ребенка.

Она старается не думать об одиноком младенце, про которого никто не знает и который спит на морском дне под колыбельную песню китов.

На следующий день наступает серый рассвет: солнце почти не выбирается на небо из морского чрева.

Дождь размеренно стучит по дерновой крыше в такт мечущимся мыслям Роусы – зудящее беспокойство не давало ей уснуть всю ночь и наутро по-прежнему звенит под кожей. Йоуна тоже снедает тревога: он лег в постель напротив и притворялся спящим, но слишком частое и отрывистое дыхание выдавало его смятение. Теперь он зевает и потягивается.

– После дождя начнется оттепель. Я пойду чинить разрушенные дома.

Роуса садится.

– Но это невозможно. Твоя рана… и…

– Как еще мне заслужить доверие людей? Я пока что их bóndi , Роуса.

– Они ждут, что ты станешь горевать по Анне. – Как он не понимает? Если он пойдет чинить дома на следующий же день после того, как в море нашли труп его жены с распоротым животом, люди сочтут его бесчувственным. Хуже того, они могут даже подумать, что он знал о смерти Анны. Подозрения падут на него самого и близких ему людей, и он укажет на Роусу. – Нельзя тебе к ним идти.

Йоун морщится, но тут в baðstofa с мрачным видом входит Пьетюр.

– Эйидль дважды проезжал мимо хлева и успел поговорить с сельчанами.

– Значит, уже сочиняет небылицы о гибели Анны.

– Нет, не об этом. Он называет тебя прелюбодеем.

– И хочет, чтобы меня казнили в Тингведлире? Как же он предсказуем.

– Не только предсказуем, но еще и назойлив, как приставший к подошве кусок дерьма. Он заявил, что дом и подворье нужно осмотреть, чтобы отыскать доказательства твоей лжи. – Пьетюр кашляет. – У землянки они тоже останавливались.

Глаза Йоуна расширяются, а Роуса ахает.

– Они не…

– Она заперта, – говорит Пьетюр. – И все же…

Перед глазами Роусы встает жуткая сцена: пропитавшаяся кровью кровать, запятнанный пол.

– Я там приберусь. – У нее все скручивается внутри от одного воспоминания о густом металлическом запахе, но, если кто-нибудь обнаружит кровь, это станет свидетельством ее преступления.

Йоун хмурится.

– Это не женская работа.

Она вздергивает подбородок.

– Ты же хотел, чтобы твоя жена скребла полы и подметала.

Йоун вздыхает. На миг Роусу охватывает жалость. Быть может, и он раздавлен страхом и чувством вины. Но тут он переводит глаза на Пьетюра, и ее снова охватывает подозрение, что муж отправит ее на костер, лишь бы спасти свою шкуру.

Йоун надавливает пальцами на веки.

– Если дождь продлится долго, мы сможем ее похоронить.

Роуса кивает.

– Может быть, когда ее… после похорон толки стихнут? – Ей уже представляется пламя, лижущее ее ноги. Она смотрит на мужа.

Йоун напряженно улыбается.

– Люди здесь все равно что стервятники. Эта история послужит им пищей на долгие годы.