Алексей Иванов - Пермские этюды

У природы свой чет времени. Век для нее — это срок жизни звезды от газопылевого облака до взрыва сверхновой. Год для нее — это геологическая эпоха, за которую планета успевает изменить свой лик. Секунда — период полураспада, охватывающий по человеческим меркам историю цивилизации. Наш людской год ей — как ничтожный квант времени, вроде как нам — срок оборота электрона вокруг протона. Миллиарды лет существования нашей планетарной системы природа даже не задумывалась о человеке. И вдруг — Пермский период. Как удар колокола. Именно тогда появились кордаиты — предки наших хвойных деревьев. А на их стволах впервые отпечатались годовые кольца. Словно бы мысль о будущем человеке проснулась у природы в Пермский период, и она внесла людей — авансом и самой мелкой строчкой — на страницу своего космического календаря.

Пермский период был открыт английским геологом Родериком Импи Мурчисоном в 1841 году во время его путешествия по Уралу. Этот период, слои которого на всех геологических картах мира имеют светло-коричневую окраску, назван Мурчисоном в честь нашего города. Это единственное русское название геологического периода. Пермский период продолжался около 140 миллионов лет и закончился примерно 285 миллионов лет назад. По порядку он идет шестым после Кембрия, Ордовика, Силура, Девона и Каменноугольного периода. Пермью кончается первая геологическая эра — Палеозой. И за Пермью начинается глухой и беспросветный кошмар Мезозоя — чудовищный тупик эволюции, ошибка природы.

По крайней мере дважды в истории нашей планеты континенты, которые дрейфуют по ее поверхности, точно исполинские плоты, сходились вместе, образуя Пангею — единую землю. В середине Каменноугольного периода на юге планеты материки срослись в пра-материк Гондвану. А на том месте, где сейчас находится Урал, плескалось теплое, мелководное, полное жизни Пермское море. На дне его обильно росли кораллы, выстраивая целые острова — рифы. Порою эти рифы смыкались в длинные цепи, вроде современного Большого Барьерного рифа.

С начала Пермского периода неукротимая энергия планетарных недр начала медленно выпучивать Уральский хребет. Он вздымался с юго-востока на северо-запад, точно под земной корой рыл себе дорогу титанический крот. И на гребне хребта поднимались над Пермским морем обсыхающие рифы. Снизу хребет подпирали геотектонические бури, а сверху его яростно размывали морские волны. Урал стал, как клокочущий котел. Все земные сокровища — в первую очередь металлы и соли, растворенные в морской воде, взбаламученные штормами — постепенно оседали в застойных лагунах поднявшихся рифов. Когда же хребет полностью выдвинул из океана свои вершины — как шлемы витязей Пушкинского дядьки Черномора — последние потоки хлынули со склонов Урала на восток — в Сибирь, на запад — в Европу, на юг — в Казахстан и прикаспийские земли. Жар все возрастал, и Пермское море отступало отовсюду, оставляя на суше ил и размытую грязь, как накипь на дне кастрюли. Именно тогда, в конце Пермского периода, и образуются залежи калийных солей, железных и медных руд; именно тогда на медленном огне солнца мумифицируются и гниют, превращаясь в уголь и нефть, органические останки; именно тогда, перекрытые свежими горными породами, прессуются и каменеют рифы, становясь известняком.

А из уходящих парных вод Пермского моря выползали и оставались на берегу живые твари. Тогда почти все новообретенное земное пространство занимали кишащие жизнью болотные трясины. В дрожащем, знойном, душном мареве Пермского полдня торчали фантастические леса из гигантских хвощей, папоротников, плаунов. Эти леса еще не знали птичьих голосов. Вместо птиц здесь порхали огромные стрекозы да тучами дымились бесчисленные бабочки-поденки, которые за ночь, умирая, покрывали болота целыми сугрбами. И в черной жиже среди водорослей, комьев икры, разлагающихся трупов и корчащихся личинок, среди больших и изумительно красивых цветов-хищников, чавкая лапами, возились, плескались, мычали, квакали Пермские гады. Века плыли над зонтами папоротников, жара сушила болота, и амфибии, раскрыв пасти и вытаращив глаза, перерождались в звероящеров.