Алексей Иванов: Пермские этюды

Звероящеры — вот подлинные хозяева Пермского периода. Звероящеры были логическим следствием эволюции для того времени: амфибии — звероящеры — звери — человек. Так оформилась мысль природы о человеке, и все шло к его появлению. Звероящеры были, конечно, примитивны, на уровне современных примитивнейших млекопитающих — ехидны и утконоса, которые еще несут яйца. Но ведь от ехидны до мамонта и оленя гораздо меньшее расстояние, чем от лягушки!.. Они были разными, Пермские звероящеры. И размером с котенка, и размером с танк, с полным набором зубов и с одними акульими клыками, голые и в шерсти. Властелином была четырехметровая иностранцевия — хищная, свирепая и тупая — но все-таки млекопитающая. А настоящие ящеры доросли тогда только до уровня черепахи, хотя и «черепаха» эта — перейазавр — была размером с бегемота.

Но вот в конце Пермского периода происходит катастрофа — звероящеры вымирают. Логика эволюции сбилась. И слепые силы природы понесли энергию жизни в тупиковое, затхлое русло, — в эпоху динозавров. Наступает Мезозой — эра пустоцветов. Оглядевшись и освоившись в Триасовом периоде, ящеры убедились, что теперь Земля принадлежит только им. И вот в Юрский период, как на дрожжах, растут, плодятся и жрут друг друга немыслимые чудовища. Бешеным галопом динозавры промчались через Юру и влетели в Мел. А там, в Меловом периоде, ткнувшись рылом в каждую лазейку природы, они всюду встретили стену. «Проход в будущее закрыт!» — огласила приговор эволюция. И в конце Мелового периода — в одночасье по меркам природы — динозавров сметает в небытие. Природа, словно бы испробовав все способы заменить человека динозаврами, разочаровалась и в приступе отчаянья с маху вышвырнула свое неудачное творение в утиль.

150 миллионов лет Мезозоя было потрачено зря. Гибель звероящеров в конце Перми — это ошибка. Природа признает ее и терпеливо начинает все заново. Что ж, у нее есть для этого время. У нее впереди — вечность. Но если бы тогда, в Пермском периоде, тот, кто властвует над нашей Землей, над нашей судьбой — природа? эволюция? господь бог? сверхцивилизация-экспериментатор? — не перепутал дороги, мы, люди, сейчас бы жили по всей Галактике.

Все видели фотографию: просторы водохранилища, а посреди него торчит полузатопленная колокольня. И белые теплоходы под безоблачным небом, и солнечные блики на волне… Колокольня посреди водохранилища — символ чего? Когда-то она была символом новой сонимающейся сквозь нынешнее время. А может быть, это символ души человеческой среди житейского моря? Писатель Юрий Коваль так и назвал: храм среди волн…

Здесь у нас, на Урале, люди, когда основывали города, в первую очередь строили не церкви, а заводы. Заводские трубы были первыми колокольнями уральских городков.

Пожва, маленькая речка, приток многоводной Камы. В ее названии что-то осеннее — желтые, пожухлые листья на темной, остывшей воде. Здесь, на речке Пожве, уральским дворянином Всеволжским был поставлен кораблестроительный завод, верфь.

Первый в мире пароход, называвшийся «Клермонт», прошел, шлепая плицами, по реке Гудзон в Нью-Йорке в 1807 году. Он был создан инженером Робертом Фультоном. Первый пароход в России был построен немцем Карлом Бердом в 1815 году в Санкт-Петербурге, и ходил он по Неве.

А первый русский пароход, без помощи иностранцев, построили в Пожве в 1816 году — год спустя после Берда. Построили на деньги, на страх и риск Всеволжского. И даже не один пароход, а сразу целых два. Пузатые, деревянные, коптящие небо, они поплыли от Пожвы вдоль глинистых берегов Камы до Казани на Волге. Дошли. А возвратиться не успели. Зима застала в пути. Они встали у Тихих Гор на мелководье на зимовку, и лютые крещенские морозы припаяли их к близкому дну реки. Когда началось буйное весеннее половодье, вздувшаяся вода залила пароходики и затопила.

Ликовала темная и дремучая Россия. Сгубил господь дьявольскую выдумку! «Чертовы расшивы» больше не испоганят дымом — небес и колесами — водную гладь. Толстым, сивобородым попам больше не надо, возглавляя воющую толпу, предавать пароходы анафеме и святить речную воду, очищая от скверны.

Но неугомонный дворянин Всеволжский грезил речными далями, покрытыми кораблями с паровой машиной. Между прочим, их тогда называли «водоходы» или «пироскафы», а «пароходами», как ни странно, назывались паровозы, впервые в России построенные отцом и сыном Черепановыми у нас же, на Урале, в Нижнем Тагиле у Демидовых. Прошло пять лет после той бурной весны. В Санкт-Петербурге немец Карл Берд потирает руки — так и надо этому выскочке Всеволжскому!