Она помолчала, собираясь с силами.
— Мне говорили, что это лучшая клиника в Европе. А оказалось, что пациентам сначала ставят диагноз, что они безнадежно больны, а потом подтверждают этот диагноз на практике. Врачи не покладая рук борются со старением, используя различные сверхсовременные методы: лечебное голодание, например. Мне кажется, они борются не со старением, а со старухами. Их здесь столько, этих богатых хрычовок со всего света, расфуфыренных, наглых, капризных, ярко накрашенных, что предпочтешь не лечиться, а подохнуть. Головы здесь не пришивают, все это сказки. Мерзавцы! Болезни, болезни, и нет от них спасения, никуда от них не спрячешься… Кажется, я сижу в осажденной крепости, а неприятель все прибывает и прибывает. И забрасывает ко мне горшки с кипящей смолой и дерьмом.
Она опять расхохоталась. Я не знал, что мне делать, разразиться ответным смехом, потому что это было по-настоящему смешно, или, скорбно поджав губы, промолчать. Я, разумеется, рассмеялся. Это было последнее, что услышала моя старая приятельница. Смерть под аккомпанемент смеха. Обрушилась, ушла в небытие память, равная Вселенной. Достойная смерть.
Я стоял в коридоре, куда меня вывели медсестры, и плакал. Рита взяла меня за руку и заставила смотреть за окно. Там зеленела альпийская трава, от сильного ветра гнулись деревья, в поднебесье облака наплывали друг на друга. Там была жизнь. Мне хотелось поскорей покинуть клинику, уйти из этой обители предсмертных страданий и боли.
До отеля шли пешком.
Медленно поднялись к себе номер. Вышли на балкон.
Я смотрел на синеющие вдали зубчатые горы с белыми шапками на вершинах и ждал, когда Рита нальет мне водки.
— Осиротел твой Сапега, — сказал я. — Выйдешь замуж на сироту?
Она поняла, что на этот раз я не шучу.
Ночью я распечатал конверт. Переписка с покойницей. Переписка в одну сторону. Письмо с того света. Интересно, что еще — на прощанье — отчебучила неугомонная старуха?
Даже мертвая, она не переставала меня удивлять. «Ты, скорее всего, думаешь, какой еще номер напоследок выкинет эта чертова Бутыльская?» — писала она.
То, что я прочитал потом, меня не просто удивило, а повергло в глубочайшее изумление.
«Все твои фантазии по сравнению с моими фокусами — это просто детский лепет, — читал я. — Как ты думаешь, кто свел тебя с Корытниковым? Это сделала я. Ты полагал, что твое знакомство с Тамарой Владимировной случайность? Как бы не так! Это по моему указанию Корытников опоздал на встречу с тобой тем прекрасным летним днем. И ты стал бродить вокруг бронзового драматурга и таращиться по сторонам. Ты полагаешь, что Тамара Владимировна случайно охорашивалась перед зеркалом и крутила своей очаровательной головкой? Как же ты был доверчив, ты был уверен, что случай — это хозяин жизни. К твоему сведению, случай можно организовать. Я следила за каждым твоим шагом. Как же я хохотала, когда узнала, что ты проткнул Цинкеля вместо Геворкяна! Два слова о Вике. И она часть моих тщательно продуманных комбинаций. Правда, иной раз она выходила из-под контроля, но такова уж женская природа: она изменчива и ее трудно прогнозировать. Я поставила перед собой цель: сконструировать жизненный эпизод длиной в несколько лет. Так опытный автор детективов намечает в голове конструкцию, сюжет нового романа. Теперь о твоих успехах: высокой оценки заслуживает твой фокус с выпадением из окна идиота Пищика. Надо отдать тебе должное, это была высококлассная, почти самостоятельная работа. Хвалю. Хотя способ — галлюциногенные грибы — был подсказан мной. Но ты ничего не заметил и носился в своем дурацком тулупе по всему Подмосковью, пока не набрел на какого-то алкаша, который сплавил тебе совершенно безобидный порошок. Я сумела незаметно подменить его настоящим «Колпаком свободы», который продавался, кстати, совершенно свободно в интернет-магазине. Экий ты, братец, простофиля!
Я тебя подставляла, что было, то было. Я играла с тобой. Женщинам верить нельзя, заруби себе на носу! Я без этих смешных и в то же время иезуитских штучек не могу. Так было с картиной Сурбарана. И много раз позже. Я это делала, как высказывался один из персонажей Ильфа и Петрова, не в интересах правды, а в интересах истины. Да, подставляла. Но я же тебя и оберегала. Но ты как был самовлюбленным чурбаном, так им и остался. Ты не понимал, что чья-то дружеская рука постоянно тебя направляет и поддерживает. Я проводила тебя по узенькой дорожке между опасностями, соблазнами, большими деньгами, любовными интрижками, убийствами и прочими прелестями. Я прекрасно разбиралась в кружевах, которые плели Корытников, Фокин, Геворкян и другие, о которых тебе знать не надо. У меня, как ты знаешь, связи и знакомства на всех этажах, от самых высоких до самых низких. Не скрою, были, были издержки, и я не без греха. Были, так сказать, допустимые и недопустимые потери. Что-то шло не по плану. Погибла красавица Тамара Владимировна… Мне ее было очень жаль. Да и тебе наверняка тоже. Но, слава богу, не ты отрезал голову моему племянничку. А, наверно, мог. Если бы это произошло, ты превратился бы в примитивного убийцу. Правда, Геворкяна ты все-таки укокошил. Но в данном случае он сам напрашивался на смерть. Такое, значит, выпало ему счастье.
Читать дальше