Йожеф Дарваш - Город на трясине

Для каждого честного венгра, обеспокоенного судьбой своего народа и нации, самый больной вопрос тогда состоял в том, как положить конец этой торговле, грозящей гибелью всей стране. Как спасти еще не проданные остатки венгерской независимости и вернуть то, что было разбазарено нашими господами в ходе политического аукциона? Как остановить безрассудный и бешеный галоп, который, после того как мы стали соучастниками развязанной Гитлером захватнической войны, безусловно, должен был привести страну на грань катастрофы?

Ответ напрашивался почти сам собой. Объединить под знаменем национальной независимости и свободы все силы, выступающие против фашизма, гитлеровской Германии и войны. Создать такое массовое движение, которое будет достаточно сильным, чтобы повернуть официальную политику против гитлеризма; возможно, даже заменить старое правительство новым, способным вернуть Венгрию на путь независимости, и стать ему надежной опорой…

Как я уже сказал, ответ напрашивался сам собой, но чего стоит самый разумный, самый правильный план, если его невозможно осуществить? Легко выдвинуть лозунг борьбы за независимость национальную, но кто будет бороться и как? Как создать такое массовое движение в стране, где свободой слова пользуются только предатели дела национальной независимости, где многолетняя безудержная пронемецкая и прогитлеровская пропаганда окончательно разложила массы, оглушила и ослепила их своими крикливыми лозунгами и диким шумом! Стоило произнести слово «независимость» — и тут же тысячи лиц искажались в ухмылке, из тысячи человеческих глоток выплескивался рев: «Предатель! Продался, чтобы служить чужим интересам!» И люди, несчастная, ослепленная толпа, даже не воспринимая ни твоих, ни сказанных против тебя слов, была уже готова забросать тебя камнями. Можно было сколько угодно произносить имя Кошута, но и тогда тебе не удалось бы поднять тысячи и десятки тысяч людей на новую освободительную борьбу, зато нилашистские борзописцы вроде Фиделя Палфи из «Уй мадьяршаг» могли открыто поносить память Кошута и других национальных героев. Национальная независимость? Свобода? Гуманизм? Одни слова, пустые, безответственные слова, их стоимость была девальвирована, а золотое обеспечение их растранжирено и в буквальном смысле слова перепродано внутренними спекулянтами за рубеж. Невозможно было даже взвесить, что правильно, а что неверно, где правда и где ложь, так как эти понятия превратились в фетиш. Достаточно было про кого-нибудь сказать, что он подкуплен евреями, — и его уже считали живым трупом, прокаженным. Достаточно было назвать что-нибудь делом, состряпанным евреями, и каждый причастный к нему тут же становился врагом народа, изменником родины…

И все-таки не было иного пути, кроме как снова оживить в нашем народе то, что уже считалось умершим: боевые традиции венгерской свободы и независимости. Невероятно трудная задача, так как приходилось вести борьбу на два фронта. Левым сектантам (ибо, к сожалению, есть и такие), легко чувствовавшим «целесообразность новых терминов», необходимо было разъяснить — а сделать это путем разъяснения было необычайно трудно, — что речь здесь шла не о тактике, и даже не о новых терминах, а о том, что историческая миссия левых сил, прежде всего рабочих, как коммунистов, так и социалистов, состоит в том, чтобы в борьбе против господствующего класса, предавшего родину, открыто и гордо поднять знамя патриотизма и освободительной борьбы. А нашей интеллигенции, зараженной фашизмом и проникнутой безразличием к массам, оглушенным фашистской пропагандой, надо было на старых идеалах, на великих исторических примерах показывать, в чем состояли подлинно венгерские интересы и кто был нашим настоящим врагом…

Что касается борьбы левых сил, то она развертывалась значительно легче и успешнее. Оно и понятно — у колыбели зарождающегося движения за независимость стояли представители левого крыла, прежде всего коммунисты. Однако даже часть левых рабочих, пытавшихся отмежеваться от идей официального патриотизма, замаскированного под своеобразный «интернационализм», вскоре потеряла правильную ориентировку. Помнится, еще в последнем предвоенном году на страницах одной буржуазной газеты развернулась длительная и азартная дискуссия об отношении рабочих к «патриотизму». В ответ на свои статьи я получил массу писем от левых рабочих, из которых было ясно, что венгерский рабочий класс понимает свою историческую миссию, что левые рабочие, якобы не ведающие «ни роду ни племени», ни «патриотических чувств», бесспорно, будут играть решающую роль в борьбе за новую, свободную родину.