Йожеф Дарваш - Город на трясине

— Я только лошадей хотел развернуть… Сейчас поедем в Ченгелед!..

Девушка бросила на отца благодарный взгляд и, повернувшись к Иштвану, быстро сказала:

— Садись быстрее! Ну быстрее же!

Она схватила Иштвана за руку и потянула. Иштван растерянно сделал несколько шагов, но потом остановился, уставившись на свои ноги.

— Я пешком пойду. Один…

— Пишта, не умничай. Садись!

— Я пойду пешком. Один, — еще тише повторил пастор.

— Не делай этого, Пишта! Пора покончить с этим нелепым положением, в котором мы находимся.

Пастор ничего не ответил ей и молча окинул взглядом осенние поля, пыльную дорогу и высохшие кукурузные бодылья. Опустевшие поля и низкое небо над головой лишь усиливали охватившую его душу печаль и незримо приказывали ему идти дальше так, как он решил. Пробормотав нечто вроде благодарности, Иштван, покачиваясь, как во сне, двинулся по дороге.

Эва хотела было броситься за ним, но отец удержал ее, бросив строго:

— Садись в тарантас!..

Девушка беспомощно остановилась, протянув обе руки к Иштвану, а затем, повернувшись, разрыдалась и бросилась в тарантас, спрятав лицо в ладонях.

Отец тяжелой рукой погладил дочь по голове, а другой, в которой держал вожжи, так дернул лошадей, что те взвились на дыбы.

А пастор, ускорив шаг, шел по дороге не оглядываясь. Он шел как человек, твердо решивший выдержать бой.

Пастор прошел уже примерно половину пути, как вдруг увидел, что ему навстречу идет какой-то человек. Когда расстояние между ними сократилось, Иштван узнал в путнике Шандора Бакоша. Тот шел босиком, поднимая ногами густую дорожную пыль. Пастор почти с заискивающей вежливостью остановил его.

— Вас уж отпустили? — спросил он.

— Да.

— А сколько человек там еще осталось?

— Двое. Яниш Воробей и мой сосед Дьере. — Шандор с недоверием уставился на пастора.

Так они и стояли несколько секунд друг против друга молча. В душе у пастора творилось нечто невыразимое: ему хотелось говорить и говорить, хотелось растопить этот лед молчания, излить душу перед этим измученным бедняком, сказать, что у них, собственно, одна судьба, что им нужно идти по одному пути и что эта встреча на дороге отнюдь не случайна. Однако в этот момент пастор вдруг подумал, что ключ к душам людей отнюдь не в словах…

Осененный этой мыслью, пастор зашагал дальше, бросив через плечо остолбеневшему Шандору:

— Я приведу домой и тех двоих… Обязательно приведу…

Бакош недоуменно посмотрел ему вслед. Его, собственно, не очень-то интересовало заявление пастора. Больше всего Шандор радовался тому, что жандармы не нашли у него в доме книги, которую ему дал почитать Гелегонья. Он сейчас же зайдет к нему и скажет, что ничего страшного не случилось…

Пастор и Хорват Берец сидели друг против друга в церковной канцелярии с очень серьезным видом, соблюдая все приличия. Хорват то и дело копался в кармане брюк, отчего казалось, что он вот-вот выложит на стол туго набитый кошелек, а затем, как купец, приехавший на торги, накроет его сверху своей широкой мясистой рукой. На самом же деле Хорват держался скромно, а когда начал говорить, голос у него был тихий и усталый.

— Свое заявление я забрал обратно, — проговорил Хорват. — Теперь вы, святой отец, уже не можете обижаться на меня. Пришлось пресмыкаться… хотя этого и не следовало бы делать! — От волнения он несколько повысил голос, но вовремя сдержался и продолжал: — Но я все же сделал это…

— У меня нет к вам никаких претензий. Я просто не мог поступить иначе.

— Подумайте хорошенько, святой отец, не делайте несчастной бедную девушку… Да и себя тоже. И всех нас.

— Я никому не хочу причинять несчастья. Я только говорю, что нужно подождать. Подождать, пока зарубцуются раны… — Почувствовав, что его слова звучат несколько по-церковному, он добавил: — Нужно подождать. Время — лучший лекарь.

— Эва в этом не виновата, да и сам я не виноват. Я не мог допустить, чтобы на нас клеветали… — Голос Хорвата на миг окреп и стал таким же, как всегда, но Берец снова взял себя в руки и продолжал уже спокойнее: — Я ведь забрал свое заявление обратно. Забрал!.. — Последнее слово он произнес таким тоном, будто сделал собеседнику богатый подарок.

— Возможно, в этом вообще никто не виноват, — произнес пастор после некоторого раздумья. — Может, никто, а может, мы все виноваты, все мы… Но кто может это знать?

— Подумай хорошенько. — Хорват перешел на дружеское «ты». — Нельзя из-за пустяков ломать все…