Йожеф Дарваш - Город на трясине

— Сделать такое!..

— Ради бога, ничего не говори им!..

Когда же не раз повторенные слова уже не стали служить им утешением, старики ударились в воспоминания.

— Помнишь, — начал старик, — что мы в третьем году делали с пшеницей? Это когда у Берке купили участок в десять хольдов?.. Полтора года держали урожай в амбарах, а когда на следующий год все выбил град, мы продали пшеницу по хорошей цене. Потом мы еще пять хольдов купили… Разве не так? Вспомни-ка, все так и было. Али забыл?..

Старушка кивала головой, а ее супруг все говорил и говорил о том, как удачно он тогда продал пшеничку…

Неожиданно дверь распахнулась, и на пороге, широко расставив ноги, появился их сын.

— Уж не спят ли мои родители? — спросил он. — Что-то больно тихо у вас. Лучше б вы собирались в дорогу, а то ведь ехать пора.

Было решено обручение Эвы и новоселье отметить в один день. На торжество пригласили много гостей, а пока собрались только ближайшие родственники. Первыми приехали старики из старого дома и Эва со своими родителями. Вслед за ними приехал Бела со своей невестой, пухленькой Этелкой Киш. Сегодняшнее торжество было и их праздником, так как со временем этот дом переходил им по наследству. На девушке было дорогое вечернее шелковое платье, но оно всю ее так обтягивало, что имело вид дешевенького платьица, сшитого сельской портнихой. Рядом со стройной красивой Эвой Этелка казалась разжиревшей поварихой. Она, видимо, и сама чувствовала это и, чтобы как-то сгладить смущение, постоянно крутилась и вертелась. Может, это было и кстати, так как пока все бы страшно скучали, если б то и дело не раздавался ее смех.

Старик Берец со своей старухой сидели в углу и молчали. Старик несколько раз доставал из кармана трубку, намереваясь закурить, чтобы хоть немного отделаться от чувства неловкости, но стоило ему бросить взгляд на блестящий паркет, свежевыкрашенные стены и легкие кружевные занавески, как он смущенно убирал ее обратно. Старушка то и дело поправляла что-нибудь на невесте, стараясь придать ей салонный вид. Из-под платка старой Берецне выбивались серовато-седые волосы, а крохотный, величиной с грецкий орех, жалкий пучок сзади делал ее похожей на бездомную нищенку, хотя на ней и надето было черное шерстяное платье, сшитое специально для этого торжества. Старушка заново повязала платок, сдвинув его побольше назад, чтобы хоть спереди не казаться простой крестьянкой. Сидела она прямо, будто кол проглотив, и вымученно улыбалась.

Молодая Берецне сидела с непокрытой головой. Платье на ней было не то крестьянского, не то господского покроя. Супруг ее, Хорват Берец-младший, был при галстуке, но в сапогах. Зато их сын Бела был разодет как настоящий барин.

Скоро приехал жених со своими родителями. Родители жениха и невесты встречались впервые. Когда старики Денеши перезнакомились со всеми, они уселись в углу рядом со стариками Берецами. И хотя Денеши были значительно моложе стариков Берецев, но постоянный труд наложил отпечаток на их лица и как бы уравнял в возрасте. Сидя друг возле друга, они походили на братьев и сестер. Между собой они почти не разговаривали. Вновь прибывавшие лишь усиливали атмосферу отчуждения.

Хорват Берец-младший, чтобы как-то разрядить напряженную обстановку, наполнил стаканы вином.

— Сервус, высокоуважаемый господин, — обратился он к будущему зятю. — Незачем мне тебя на «вы» называть, раз ты вот-вот сыном мне станешь.

Гости выстроились друг перед другом. Приехал старший брат тетушки Берецне с женой и двумя дочерьми, затем семейство Киш, за ними учитель Корда со своими домочадцами, чуть попозже — сельский врач. Последним прикатил судья с супругой.

С приездом судьи все сели за стол. Прежде чем приступить к трапезе, Иштван встал и надел на палец Эвы обручальное кольцо.

Затем начался торжественный ужин. Домашние стали носить одно за другим различные блюда, одно лучше другого, будто это было не обручение, а сама свадьба. И разумеется, пили, опрокидывая в себя бокал за бокалом. Старики и те пили много. А захмелев, оживленно разговорились, и ледок отчуждения быстро растаял.

Судья сидел в центре стола и первым начал говорить, причем говорил он так, будто находился на политической сходке.

— У нас есть еще люди, — сказал он, — которые постоянно твердят о классовом антагонизме. Так вот сегодняшнее торжество является ярким свидетельством, что о таком антагонизме не может быть и речи. Вот перед вами сидит мой друг Пишта. Он родился в самой бедной семье, а стал тем, кем он есть. И в жены себе берет хорошую девушку из богатой семьи, потому что заслужил своим трудом и поведением. Вот здесь собрались духовные пастыри нашего села. И разве мы не можем, спрашиваю я вас, жить в мире и согласии с народом венгерской земли? Можем, так как классовые различия все больше исчезают… — И уже шутливо добавил: — Если кто не верит, пусть посмотрит на этот только что построенный дом, который ничем не хуже моего.