Джон Кутзее - Как стареет женщина

— Она не должна быть секретарем. Мужчине дают работу, он переезжает в этот новый город и со временем навещает родственников, двоюродного брата, которого он не видел с тех пор, как они были детьми, или двоюродного брата своей жены. Дочь двоюродного брата входит в комнату, и вот, это девушка из гостиницы.

— Продолжай. Что будет дальше?

— Зависит от многого. Возможно, больше ничего не случится. Возможно, на этом история кончится.

— Ерунда. От чего это зависит?

Теперь спросил Джон.

— Это зависит от того, что произошло между ними в гостиничном номере. Зависит от требований, которые, ты сказала, он предъявил. Ты расскажешь, мама, какие требования он предъявлял?

— Да, да.

Теперь они молчат, все они. То, что сделает мужчина с новой работой, или то, что сделает проститутка, отступает, становится ничтожным. Настоящая история здесь, на балконе, где двое детей среднего возраста сидят с матерью, чья способность тревожить и беспокоить их еще не исчерпана. Я та, которая плачет.

— Ты скажешь нам, каковы были эти требования? — спрашивает Хелен мрачно, так как спросить больше нечего.

Уже поздно, но не слишком поздно. Они не дети, никто из них. К счастью или нет, они все вместе теперь все в той же дырявой лодке под названием жизнь, дрейфующей без сохранения иллюзий в море безразличной тьмы (какие метафоры она придумывает сегодня вечером!). Могут они научиться жить вместе, не грызя друг друга?

— Он требовал, чтобы мужчина сделал женщине то, что я нахожу шокирующим. Но, возможно, вам не покажется это шокирующим, вы из другого поколения. Возможно, в этом отношении мир уплыл и оставил меня на берегу, сожалеть. Возможно, герой, неудачник по истории, и мужчина, пожилой человек, краснеет, когда он сталкивается с девушкой, а для девушки, то, что произошло в гостиничном номере, это просто часть ее бизнеса, часть ее жизни. «Мистер Джонс… дядя Гарри… как поживаете?»

Двое детей, которые больше не дети, переглядываются. Это все? Кажется, они это говорят. Так себе рассказ.

— Девушка в этой истории очень красива, — говорит она. — Настоящий цветок. Я могу тебе это показать. Мистер Джонс, дядя Гарри, никогда не принимал участия в чем-то подобном, унизительном, красивом, разрушающем его. Он это не планировал, когда звонил. Он бы не додумался. Но сразу решил это, когда появилась сама девушка и он увидел, что она была, как я говорю, цветком. Ему показалось оскорбительным, что всю свою жизнь он был лишен этого, красавиц, и, вероятно, после этого, снова будет их лишен. Вселенная без справедливости! Он бы закричал внутренне и расстроился. В целом, не очень хороший человек, этот мой герой.

— Я подумала, мама, — говорит Хелен, — что у тебя были сомнения в красоте, в ее важности. Второстепенное представление, как ты сказала.

— Я сказала?

— Примерно так.

Джон кладет руку на руку своей сестры.

— Человек в рассказе, — говорит он, — дядя Гарри, мистер Джонс, он все еще верит в красоту. Он находится под ее чарами. Вот почему он ее ненавидит и борется против.

— Это то, что ты имела в виду, мама? — говорит Хелен.

— Я не знаю, что я имела в виду. История еще не написана. Обычно я сопротивляюсь искушению говорить о рассказах, прежде чем они полностью выйдут из бутылки. Теперь я знаю, почему. — Хотя ночь теплая, она слегка дрожит. — Слишком много вмешательств.

— Из бутылки? — говорит Хелен.

— Неважно.

— Это не вмешательство, — говорит Хелен. — От других людей это может быть вмешательство. Но мы на твоей стороне. Конечно, ты это знаешь.

На твоей стороне? Какая чушь. Дети всегда против родителей, а не с ними. Но это особый вечер, особой недели. Вероятно, они больше не увидятся, все трое, не в этой жизни. Поэтому, наверняка, им следует поддержать друг друга. Наверняка, слова ее дочери от чистого сердца, искренние, не фальшивые. Мы на твоей стороне. И ее импульс — обнять ее, за эти слова, тоже идет от чистого сердца.

— Тогда скажи мне, что дальше?

— Он обнимает ее, — говорит Хелен, — перед всей семьей, он обнимает ее. Ему неважно, как странно это выглядит. Прости меня, что я заставил тебя пройти через такое. Дай ему так сказать. Он опускается перед ней на колени. В твоем лице, позволь мне служить красоте мира. Ну, или какие-то такие слова.

— Такие, Ирландские сумерки, — бормочет она, — по-достоевски. Я не уверена, что это мой стиль.

Последний день Джона в Ницце. Рано утром следующего дня он отправится в Дубровник на свою конференцию, где они будут обсуждать, кажется, время до начала времени и время после окончания времени.