Александр Иличевский - Справа налево

Первое, что приходит в голову, когда оказываешься внутри этого здания, — то, что это действительно театр, и что Сальвадор Дали — именно театральный художник в первую очередь; что именно сейчас и здесь — место и время его творениям, а не в репродукциях или простых линейных экспозициях.

Речь у Дали идет о современном театре, в котором важен не только трансформирующий тело жест, но и превращающий пространство и время в тело. Дали — чуть не первооткрыватель интерактивного художественного пространства: он внутренний мир превращает во внешний и внешний во внутренний, приумножая бездонность обоих. Только театральный художник, привыкший обертывать время и действие в декорации, мог рискнуть обернуть в свое произведение известный теперь на весь мир сферический леденец на палочке, каталонское изобретение [25] Сальвадор Дали — автор логотипа знаменитых конфет Chupa-Сhups , придуманных испанцем Энрике Бернатом в конце пятидесятых годов. .

Ну кто еще в семидесятых годах мог всерьез говорить о трехмерной живописи, об организации бытового пространства согласно принципу подобия человеческому телу? Кто еще мог приблизить визуальное вплотную к тактильному и указать на родственность слепоты и пророческого визионерства?

Стеклянный купол, накрывший пространство музея подобно мушиному глазу, отражается во множестве стеклянных плоскостей и возносит зрителя к ногам Святого Себастьяна кисти Дали и подножию трона рогатого Моисея резца Микеланджело — над сценой, в середине которой помещается могила художника. Под сценой находится картинный зал с отобранными шедеврами, в центре которых — могильная ниша, заложенная каменной плитой с гравировкой: крест, имя, дата рождения, дата смерти.

После Фигераса стоит отправиться в Жирону, чтобы, прогулявшись по набережной реки — мелкой и прозрачной настолько, что стаи полупудовых карпов, будто поросята, роющиеся рыльцами в иле, видны как на ладони, — пройтись по выкрашенному суриком мосту, который построил Эйфель, и погрузиться в сгущенное пространство средневековых улочек еврейского квартала.

Евреи покинули эти места много веков назад, однако интерес местных жителей к бывшим соседям высок — что объясняет наличие Музея еврейского квартала и то, что местные жители охотно возводят свои родословные к знаменитым горожанам еврейского происхождения.

В музее собраны обломки каменных надгробий с надписями на иврите. Каталонцы использовали их на протяжении веков в качестве строительного материала для своих новых домов. Примерно так же христиане поступили с материалом Ветхого завета. «Им проще простить христианство Иуде, чем иудейство Христу», — написал однажды поэт Виктор Коркия.

В Жироне поражает собор, огромный настолько, что изнутри кажется больше самого города, по крайней мере его старой части. Алтарь Св. Нарцисса, для освещения которого требуется повернуть выключатель, предстает одной из метаморфоз Нарцисса, проштудированных Сальвадором Дали.

В окрестностях Жироны — стаи чаек на полях убранной кукурузы.

По дороге в Барселону виден на горизонте скалистый горный массив Монтсеррат. Там, в бенедиктинском монастыре, основанном в XI веке, хранится чудодейственная статуя Черной Мадонны (La Moreneta), покровительницы Каталонии, — предмет паломничества, вырезанный, согласно легенде, святым Лукой и перенесенный затем в Испанию святым Петром. Одно из объяснений черного цвета La Moreneta находится в строке Песни Песней: «Черна я, но прекрасна».

На подлете к Барселоне обнаруживается плоская береговая линия, которая изобилует лиманами, обросшими тростником, но имеющими в большинстве правильную форму, что свидетельствует о долговечности ирригационных работ в этом районе. Зимние штормы осаждали равнинные берега Каталонии, и страна защищалась, возводя насыпь и прокладывая по ней дорогу. В целом окрестности Барселоны напоминают по ландшафту севе-ро-западный берег Крыма, однако здесь нет ни лиманной соленой грязи, ни монтмориллонита — ценящейся как в косметологии, так и в нефтедобывающей промышленности голубой вулканической глины — кила. Зато в Каталонии есть Коста-Брава — высокий скалистый берег и бурное, бравурное море под ним. Однако напрашивающаяся и в дальнейшем ландшафтная аналогия с Крымом хоть и уместна, однако должна приниматься с поправкой на особенную, более буйную и разнообразную растительность, объясняющуюся, видимо, близким соседством снежных гор: скажем, айлантус, ленкоранскую акацию — с перистой листвой и розоватыми венценосными хохолками цветков — в Крыму можно встретить только на Карадагской биостанции, в то время как в Каталонии она часто украшает открытые террасы ресторанов и дворики.