Александр Иличевский - Справа налево

Из раскадровки «Саят-Новы» («Цвета граната»): Сиреневый туф. Лиловые гранаты. Рядом чеканный кинжал. Гранаты истекают кровью. Свищет ветер. Колокола звучат сами по себе. Горы начинают расти.

Параджанов похож на султана-факира, который вот-вот должен вступить в кадр создаваемого им мира; но подлинный демиург всегда соблюдает сакральность и царит в сокрытии. Тифлисский армянин, он впервые приехал на историческую родину уже зрелым творцом и был потрясен. «Нет античней земли на советской территории, чем Армения», — писал Параджанов. И хотя в Крыму памятников античности куда больше (в Армении лишь один языческий — эллинский храм Гарни близ Гегарда пережил установление христианства), режиссер прав: только здесь древность есть черта национального характера.

Ереван ждал Параджанова и не дождался. Тем не менее возник музей, открыв двери которого, понимаешь, как с помощью подручных черточек быта художник превращал обыденность в искусство, картонную коробку — в шляпку феи, фарфор — в оклад иконы, сетчатку — в живописное полотно, простое чувство — в возвышенное.

Возраст с коньяком обходится примерно так же, как с человеком, — он его насыщает вдумчивостью. Молодой коньяк рьян и слегка дерет гортань, в то время как двадцатилетний, слегка маслянистый на вкус и вид, тихо распускается в груди жаркой розой.

Комплекс винных подвалов треста «Арарат» возвышается над левым берегом реки Раздан, текущей меж базальтовых скал. Некогда на этом месте стояла Ереванская крепость, где в 1827 году Александру Сергеевичу Грибоедову удалось посмотреть постановку его пьесы. Лучший обзор на центр города открывается именно со склона холма — основания краснокирпичного замка коньячного завода, в глубине которого располагаются заветные погреба; в них однажды пришлось заночевать поднабравшемуся «буревестнику революции» — Горькому, не сумевшему одолеть кинувшуюся вдруг на грудь лестницу, ведущую из подземелий.

Благоухающие благородно работники завода «Арарат» обладают индульгенциями у сотрудников дорожно-патрульной службы и верят в то, что их организм, обволоченный коньячными парами, защищен от вирусов и инфекций.

Территория современной Армении составляет десятую часть ее обширных некогда исторических владений. Возвращаемся в Ереван вдоль границы с Турцией, и слева по борту становится всё явственней призрак Арарата. Сначала виден только его контур, затем проявляется дымчатый силуэт, и вот уже различаешь зеленые склоны и черно-белые вершины. Образ величественно вырастающей Горы Спасения, находящейся вне отчизны, — это опора и символ национальной воли небольшого народа, ничего не забывающего из своего прошлого — и обращенного в будущее.

У меня есть фобия, банальная, как почти все фобии. Пока самая странная из всех, что я встречал, — боязнь бабочек. Лично я боюсь напиться в чужом незнакомом городе. Но один раз я сделал это намеренно. В Мюнхене днем привели меня в Нацистский квартал. Я ходил мимо обрушенных, заросших кустарником нацистских храмов и пересек площадь, где штурмовики сжигали книги. В реальность всего этого невозможно было поверить. Вечером я купил бутылку виски и вернулся на пустынную Оперн-плац. Сел посередине и сделал большой глоток. И еще. И еще. Кругом меня не пылало пламя. Не стояли студенты, не швыряли в меня «негерманскими» книгами. В отдалении проползали автомобили. Я прислушивался к себе. Нет ничего страшней помалкивающей бездны. Какие там бабочки. Я даже не запьянел. Семьсот граммов бурбона нагнали меня только в гостинице, в лифте. Я еле успел открыть дверь комнаты.

Мне кажется, потому пейзаж прекрасен, что Господь — Творец его — наслаждался при его творении, и частичка образа и подобия в нашем глазу дает нам наслаждение, сходное с божественным.

А теперь подробней. У каждого существа — своя специфика зрительного аппарата. Например, лягушка видит только движущиеся предметы. Если муха неподвижна, она жива. Зрительный нерв человека чрезвычайно «укоренен» в мозге. Он, по сути, его существенная часть. То, что мы видим, есть не работа оптики как таковой, а работа мозга. Я предполагаю, что человеческий мозг обладает особенностями обработки цветовых сочетаний больших пространств. То есть у нас есть встроенное, не зависящее от наших приобретенных зрительных навыков, восприятие ландшафта.