Чхве Ынён - Безопасный для меня человек [litres]

Я не знал, что ответить. Я сам не знал причины.

– Я волновался, потому что ты не брала трубку, – сказал я и посмотрел в окно, чтобы избежать ее взгляда.

Мы замолчали, слышался только шум мотора, набиравшего обороты каждый раз, когда водитель жал на педаль. Это был звук механизма, который включался и выключался, включался и выключался снова.

Вскоре мы оба заснули. Я – у нее на плече, а она – положив свою голову на мою. Мои чувства к ней были ровными. И в лице Хамин я тоже не видел каких-то особых эмоций по отношению ко мне. Я не ждал от нее ничего большего, как и она от меня. Тогда мне казалось, что, если бы один из нас полюбил другого, мы бы обязательно заметили это. Между нами не было никакого волнения, напряжения, разочарования, отчаянья или тяги к единоличному обладанию друг другом. Если бы я любил ее, то не смог бы так заснуть. Долгое время я думал именно так.

В прохладном воздухе витал запах горящей соломы. И люди, и лошади уже спали. В Ачиди было темно. Темнота укрывала холмы, а Хамин шла на шаг впереди меня.

Она часто обгоняла меня, словно не чувствовала, что я рядом, и даже когда мы были вместе, не произносила лишних слов. Я все это знал, но в ту ночь, когда я шагал следом за ней и смотрел на ее спину, меня одолевало какое-то необъяснимое чувство.

Хамин лишь на секунду обернулась, чтобы сказать «пока», когда открыла дверь в пристройку. Я продолжал стоять на месте даже после того, как она ушла, и не мог понять своих эмоций.

С наступлением ноября обедать под открытым небом стало невозможно. Мы с Хамин ходили на обед друг к другу домой. Один день мы сидели за столом моей хозяйки Лизы, в другой – за столом ее хозяйки, Ребекки. Лиза говорила, что мы с Хамин как супруги-пенсионеры, а Ребекка называла нас близняшками. Хамин обычно не реагировала на эти слова и просто продолжала есть, как будто ей не особенно нравились такие сравнения. Но нам нравилось. Нравилось, что мы как пара пенсионеров, как близнецы.

В тот день, когда Хамин получила письмо о зачислении в магистратуру, мы с ней вместе пошли смотреть на лошадей. Рабочий день подошел к концу, но она все равно причесывала им гривы.

– Значит, я уеду отсюда первой, – сказала она, не глядя в мою сторону. – К счастью, мой контракт закончится раньше, чем отсюда увезут вас.

– Ты не хочешь их проводить?

Хамин развернулась и посмотрела на меня.

– Я не настолько сильная, – у нее дрожали губы. – Я решила жить, ни к кому не привязываясь, закаляла сердце, но все оказалось бесполезно.

Лошадь, стоявшая рядом с ней, повернула голову в ее сторону.

– Когда я смотрю в глаза, слышу голос… Все без толку.

В темноте конюшни черные глаза Хамин смотрели на меня. Мне стало некомфортно от повисшего молчания, поэтому я перевел взгляд на стоявшую рядом с ней лошадь.

– Я и не думал, что они так дороги тебе.

Люди часто говорят то, чего сами не понимают. Хамин отвернулась и продолжила расчесывать лошадь. Я не понимал, почему она выглядела так, будто это ее ранило, поэтому сначала удивился, а потом разозлился. И даже не понял, отчего злюсь.

Первым уехал я. Сдав последний ящик яблок, я завершил свою работу в Ачиди. Мне передавали, что на соседнем пивном заводе нужны люди, но оставаться я не хотел. Примерно тогда же я получил приглашение от тети отметить Рождество с семьей на Майорке. До Рождества оставался месяц, и я планировал попутешествовать по Ирландии на автобусах и поездах.

За неделю до отъезда я сообщил Хамин о своих планах. Рассказал, что, может быть, уже после Рождества буду работать в Испании в небольшом ресторане на Майорке, которым управляет моя тетя.

Хамин слушала меня, сидя в углу небольшого паба в Ачиди. Стояла минусовая температура, она была в коричневом свитере с расклешенными рукавами, а ее длинные волосы пушились и путались. Наверное, она сильно устала, потому что ее глаза были красными, а большие ладони казались огрубевшими. Она потерла глаза и улыбнулась.

– Хорошо. Неплохо сложилось, на Майорке даже зимой не холодно, – ответила она.

В сердце кольнуло, когда я не увидел на ее лице ни капли грусти. Я уже подумал – «Как можно быть такой бессердечной?» – но вспомнил, что ей пришлось отвернуться от всех и уехать из Кореи. Это помогло мне принять ее реакцию, но разочарование не исчезло. «Если закончить все так просто, то зачем мы так часто встречались и зачем говорили о стольких вещах? Ты относишься ко мне как к прохожему. Рядом с тобой я чувствую себя ничтожным», – думал я, сидя перед ней.