Инна Шолпо - Рукопись, найденная на помойке [litres]

Она тут недавно шла из библиотеки и недалеко от здания соседней школы увидела идущего после уроков мальчонку класса из третьего, в большущих очках, с ранцем за спиной и мешком со сменкой на локте. Шел он, как большинство современных детей, не глядя ни вокруг, ни под ноги, а только на то, что у него в руках. А вот в руках у него она увидела… нет, не телефон, а красивую бумажную книга. Шел он еле-еле, нога за ногу, останавливался иногда и, шевеля губами, читал про себя и улыбался прочитанному. Алина даже глазам не поверила: будто ей это приснилось… Вот, может, внук когда-нибудь прочитает… и даже сам напишет кому-нибудь письмо. Настоящее, на бумаге. С кляксами, зачеркиванием, неравномерным взволнованным нажимом, ощущая чувственное наслаждение от соприкосновения пера с бумагой.

Позже, лет через десять после истории с Кириллом, Алина работала в частной школе. Школа была немного странная, но Алине нравилось то, что классы в ней маленькие, не больше десяти учеников, часов на литературу выделено много и никто не придирается к программе. Руководили школой две дамы, одна из которых была по профессии музыкальным руководителем детского сада, а другая вела студию художественного слова.

В первый год работы Алина преподавала в двух классах – пятом и шестом. С последним у нее сложились особые отношения, пожалуй, чуть более свободные, чем позволяет профессиональная этика (её любимые грабли). Когда Алина задерживалась в классе после урока, чтобы проверить тетради, вместе с ней частенько оставались два-три шестиклассника. Иногда, чтобы о чем-то спросить, иногда – поработать над проектом для школьной конференции, а то и просто поболтать или побегать. Они резвились вокруг Алины, как котята, а она купалась в этой любви, потому что – и теперь она может в этом признаться – идя работать в школу, конечно же, хотела вознаграждения. Не материального (откуда ему там взяться), и не вознаграждения властью, а – любовью.

Но вскоре поведение одного из шестиклассников стало ее немного тревожить. Толик ходил за ней хвостиком, заглядывал по-щенячьи в глаза, залезал под стол, когда она проверяла тетради, и сидел там, прижавшись к ее ногам и изредка мяукая, что выглядело как-то не по возрасту. При всей своей начитанности, эрудиции и несомненной гуманитарной одаренности, он был, мягко говоря, несколько инфантилен: носил с собой в школу плюшевого медвежонка, приходил в отчаяние из-за четверок и обиженно залезал под парту, где тихо исходил слезами. И сам он был похож на мягкую игрушку.

Вскоре Толик стал задерживаться в классе позже всех, вместе с Алиной выходил из школы и шел до метро, куда она заталкивала его чуть ли не насильно, потому что он был почему-то уверен, что им и дальше по пути, хотя ей нужно было на троллейбус. Толик же, видимо, считал, что она «заметает следы», и не хотел уходить.

− Я хочу ехать с вами до вашего дома.

− Это далеко.

− Я хочу жить в вашей квартире.

– Э…

– Я хочу спать в вашей кроватке.

– …

В конце концов Алина решила, что мальчика нужно показать психологу, но в школе таковой отсутствовал. С мамой Толика разговаривать не имело смысла: это была весьма экспансивная, неуравновешенная особа с глазами навыкате (явная дисфункция щитовидной железы), полностью растворившая в себе ребенка и, с одной стороны, необычайно сильно подавлявшая его своей оценкой, с другой – готовая любого разорвать за него в клочья.

Поэтому Алина решила поговорить с администрацией школы. Одна из руководительниц просто пожала плечами, заметив, что это неординарный ребенок, а вторая с горячим пафосом, который всегда странно сочетался в ней с абсолютно ледяным взглядом немигающих глаз, воскликнула:

− Он вас любит! Не отвергайте его! Пусть у мальчика будет первая любовь!

«Ну всё, все в сад», − подумала Алина и решила махнуть рукой на ситуацию, в надежде, что она как-нибудь рассосется сама собой. Что, в общем-то, и произошло: через год ребенка перевели в другую школу.

Странно, что только спустя много лет она − филолог называется! − поняла, откуда были эти слова про кроватку, в которых не было и тени пошлости… Вспомнилось детство: книга сказок братьев Гримм, прочитанная только однажды, потому что она пугала и отталкивала её; сказка про заколдованного принца, превращенного в лягушку. Эта сказка была не такая жестокая, как другие, собственно, на первый взгляд и не жестокая вовсе, не то что «Золушка» со всем этим членовредительством. Но Алину в детстве ужасно испугала настырность этого самого принца-лягушки, норовившего есть из тарелки принцессы и залезть в ее постель. А ведь ему просто очень хотелось быть расколдованным…