Василе Василаке - Пастораль с лебедем

— Доброе утро, — поздоровалась она первая.

— Доброе утро, — ответили кому как ответилось.

Но мысли их чувствовала — на то она и женщина.

«Это чья же?» — спрашивали себя кумушки.

«Да Поноарэ жена…» — отвечали они же.

«А-а-а, вон оно что!» — они же и восклицали.

Прошла мирная, сонная ночь, и соседки проснулись и встали, и забот у них было полон рот, всяких забот, таких-сяких, пестрых-рябых, ибо теперь чего не хочешь, только того нет у тебя.

«Знаешь, кума, купила себе на платье, а у кого шить, в толк не возьму!»

«А у меня черт носит курицу черт знает где, — слышу, кудахчет, а яичек не видно».

«А мой опять пропил аванс со своей стервой, но ничего, я еще с ней поздороваюсь».

И краешком глаза поглядывали на Замфиру:

«А знаешь, она чистенькая…»

И спрашивали ее:

— Скажи-ка, Замфира, где ты нашла этот ситец? Очень уж он глаз веселит.

— И кто пошил, уж очень тебе к лицу?

— А где Серафим сегодня? А то я его давно, не помню уж сколько, не видела.

— А хорошо вы сделали, что сошлись, одному-то трудно…

— Уж конечно… Вот как я со своим: спать под одним одеялом не могу, а как проснусь, бегу к нему — очень уж холодно…

А в сторону, таясь, говорили:

— Знаешь, она даже красивенькая.

— И нарядненькая…

— Я бы этого не сказала, но разумная — это точно!

— А вы что думали, Серафим дурак?.. Вот люди-то, они тебе наговорят, а он знает, что делает!.. Бывает же: на соседке женишься, думаешь, ее знаешь, а она, оказывается, черт с крылышками.

— Да поможет им бог, — заключали самые старые-бывалые, ибо знали, что семейная жизнь начинается с иголки и держится на «добром вечере», если сказано по-человечески, а если рвется, тогда уж связывай только так: «Ох», «Я руки на себя наложу», «Ну, убей меня, муж, жена…», «Я больше не буду», «Будто черт меня дернул»…

В тот день собирали яблоки в долине Валя Сакэ. Долина эта, длинная и ровная, тянулась, сколько глазам видно, а где не видно, были овраги и обрывы.

Женщины сидели на деревьях и, словно сговорились, взяли да надели белые платки, а ветер как ветер — эти платки полоскал. Казалось, будто стая лебедей отдыхает в саду, на солнце, и хоть говорят, что лебеди не садятся на деревья, но если это красиво, попробуй сказать: нет!

Под деревьями паслись свиньи.

Свиньи — и они были белые, сытые, потому что недалеко было озеро и ферма. Молодой свинарь подгонял их к недозрелым и гнилым яблокам, да только свиньи эти балованные, хрюкали и поднимали морды вверх, ожидая, что, может, перепадут им яблоки спелые, душистые.

А свинарь, по молодости своей, и он:

И колхозницы тоже пели, а изредка бросали в него яблоками на потеху свиньям:

Только Замфира не пела да еще две старушки. Старухи эти, само собой, были безголосые, и одна сказала другой:

— Оф, правда, кума?..

— Что?

— Будто вчера еще были и мы молоды, и вот на тебе…

— Да-а… А что делать?

Солнце стояло над головой, и полагалось немного отдыха, а тут откуда ни возьмись Ангел.

— Помогай бог кому можешь, а в особенности женщинам! — смеется, как всегда, весело. — А ну бросайте все и давайте на концерт. Из столицы балет приехал, — объявляет он.

И видит он Замфиру и говорит:

— Добрый день, Замфирушка, ты почему не спускаешься? Посмотри и ты «На озере… лебедей».

Начали все сходиться к поляне. А поляна — будто бог специально создал ее для балета. Холм ее окружает зеленой подковой, амфитеатра лучше и не придумаешь, внизу она пологая, а посредине три машины сомкнулись бортами: на одной пианино, на двух других сцена. И не успели все это разглядеть, как уже и началось.

Старый музыкант с копной седых волос волнуется, вздрагивает у пианино, бьет-дробит его, а артисты как смычки, не хватает им скрипки. И все они — музыканты, артисты, небо, солнце и пруд в долине — ничего другого не делают, как исполняют адажио из «Лебединого озера».

Только та старушка, которая не умеет петь, занимается критикой:

— Бедные! Смотрю я, милая, у этих артистов вроде и костей нет…

— А почему думаешь, что нет?

— Георге, а твоя теща так умеет?

Шутки шутками, но белое солнце, оранжевое небо, голубая долина, озеро, ясное, как душа, и тело, размякшее от работы, делают свое дело, гонят по жилам синюю кровь.

— Скажи-ка, Замфира…

И там, в сторонке, Ангел тянет женщину за руку.