Наталья Суханова - Делос

Однажды в вечерние часы моего дежурства зашла ко мне коллега из другой больницы, сделавшая у нас в тот день аборт. Ну, то да се, слово за слово. Посетовала она на соседку в палате, немолодую женщину, мать уже взрослых детей, терпеливую жену давно равнодушного мужа. Поздняя ее беременность у всей семьи вызвала неловкость и раздражение. И вот женщина послушно пошла на аборт — да и кто, в самом деле, рожает в ее возрасте, в пятьдесят-то лет? В короткое утро перед абортом женщины и познакомиться не успевают — не до того. Ее и не заметили: немолодая, тихая, молчаливая. А после аборта начала эта женщина плакать: сначала тихо, скрываясь, а потом уже чуть не в голос, с причитаниями.

— И скажите ж, целый день! — удивлялась моя коллега. — Мука мученическая! Уж и валерьянку ей давали. Часа на два умолкла и снова. Душу чертова бабка вынимает, — говорила моя коллега, сама немногим моложе этой бабки. — И «бедное ты мое дитятко», и «нерожденный мой», и «нежданный», и «подаренный», и «прости меня, мать свою глупую»! Такие цветочки лазоревые разводит, думала, так уж и не говорят. «Он ведь, выходит, моим утешением и радостью был бы, никому я не нужная — так, убрать, подать, принести, целыми днями одна, телевизор да я, два дурака старых, не нужны — выключат». И «руки-то на себя наложу», и «повешусь», и «зачем я кому нужна!». Климактерический психоз, честное слово!

Сходил я попозже в палату к этой бедной женщине — у нее тоже были глаза Арама Хачатуровича, как у меня в моей ранней старости. Поговорил я с ней, как умел: что куда уж нам в этом возрасте детей рожать, у ребеночка и пальчиков могло не оказаться или еще чего похуже, всему свое время, всему свое место, теперь уж о внуках нужно думать. Оказалось, и внучку ей не доверяют — малограмотная же, еще ребенок не так говорить станет, не теми словами. «Цветики лазоревые», — вспомнил я.

Но что же делать, не то говорил, не то думал я, старость вообще невеселое время — сколько бы ни побеждал, когда-то ты должен потерпеть поражение, потому что это закон: смерть, и механика, и трение, которые гасят порыв. Я ведь тоже не тот, что был когда-то. В Казахстане однажды вызов на срочный случай, женщина разродиться не может, а шофер ушел прогуляться. Ждать не могу, вскочил в машину, включил, погнал, догнал шофера, посадил. Гоню — навстречу большая машина, а у нас карета «скорой помощи», я не догадался остановить или притормозить, а дунул вбок под распорку столба. Шофер взмолился: «Антон Полинарьич, дайте, ради бога, сам поведу». Подкатили, бегом помылся и — где тут ребенок? — за ножку, и вытащил. Энергичный, и никаких страхов. И все получалось. Тогда бы, наверное, меня хватило спасти обеих: Катю и девочку.

Так вот поговорили мы. Проняла эта женщина меня до самых печенок — общей нашей обреченностью на старость и вымирание. Но после этого как-то легче мне сделалось — стал снова различать, чем пахнет ветер и какие в небе облака.

Прошло, наверное, полгода. И как-то к вечеру в больницу явилось все семейство Григорьевых с цветами: худощавый, загорелый, стройный муж, русоволосая крупная Катя с ее простым, некрасивым, милым лицом и два белоголовых мальчишки. Только льняная белизна прямых волос и была у мальчишек общей — такие волосы, наверное, сияли у самой Кати в детстве. Старший мальчик был основателен, полон спокойного достоинства. Другой — тот самый, что вовремя успел шевельнуться в ее чреве, был разноглаз: один глаз голубой, другой рыжевато-карий. Лицо у старшего, пожалуй, было покрасивее, но столько резкой силы и гибкости было в младшем, что я невольно засмотрелся на него.

— Два раза спасли вы меня, — сказала Катя, хотя это было неправдой.

— Спасибо за маму, — сказал старший.

И вдруг среди двух таких разных мальчишеских фигур так ясно представил я ловкую, как дикий котенок, девчушку, из тех, что, зажав юбчонку, зацепившись коленями, висят вниз головой на турнике, и прямые их белые волосы становятся дыбом к земле, и странно смотрят светлые глаза с перевернутых лиц. Так и увидел я девчушку — смущенно прячущуюся за спины братьев и одновременно висящую вниз головой на турничке какой-то детской дворовой площадки.

Я провел рукой по глазам, отогнал это видение, прогнал и желание спросить Катю, такой ли именно видела она в последнем сне свою нерожденную дочку.

2009